Земное притяжение
Шрифт:
– Одно тут дело. Это тайна. Только ты ничего не видела.
Поняла?
– возбужденно сказал он.
Мерзкая Пальма не переставала лаять за ставнями. Возчик громко ворчал и без дела топтался у повозки.
– Не пойму ничего, - сказала Жужелка.
Под ее испуганным взглядом он показался себе необыкновенно сильным и мужественным. Ласково и твердо он взял ее за руку.
– Иди спи. Считай, что все это тебе приснилось.
– И вдруг почувствовал: если она сейчас не уйдет, он поцелует ее.
–
Он вернулся к повозке ошеломленный, взбудораженный только что пережитым.
Гнусная собака Пальма, чтоб ей сдохнуть, лаяла, надрываясь, уже осипла совсем.
– Ну, кончай,-сказал он помогавшему ему опять возчику, хотя повозка была нагружена на этот раз не полностью.
– Сойдет!
Он вспомнил про мусор и стал перетаскивать всякую дрянь прямо из мусорного ящика и бросать на повозку. Потом накрыл все одеялом. Сорвал бельевую веревку, оставленную на ночь Полинкинон матерью, и стал перевязывать воз.
Еще порядочная куча обрезков оставалась на прежнем месте.
Он опустил тяжелый железный щит, придавил развороченную кучу - и опять все как ни в чем не бывало. Поехали!
Повозка тронулась, и ее тарахтенье заглушило быстрое шарканье по двору стоптанных туфель старухи Кечеджи.
Разбуженная Пальмой, старуха Кечеджи-ей всегда чуди^ лись воры, пожалев будить дочь, выскользнула за дверь и, трепеща от страха, считая, что каждую минуту ее могут убить, выглядывала из-за кустов. А когда ишак потянул повозку со двора, она опомнилась, заспешила.
– Соседка!-стучала она в окно Лешкиной матери и, сложив козырьком у рта ладони, звала: - Соседка! Выйдите сюда поскорей!
Улица совсем опустела, темно в домах. Лешка шагал за повозкой, Завтра он явится к Лабоданову и небрежно скажет им со Славкой: все в полном порядке. Очевидно, надо будет выпить.
Без этого такие дела не делаются.
Двести рублей-это же независимость от матери и отчима.
Езжай, куда вздумается. У него никогда не было таких денег.
Он накупит Жужелке мороженого всех сортов. Она сказала, что любит крем-брюле. Крем-брюле так крем-брюле.
Да если бы все это нужно было делать не для "дяди Сани", а для Жужелки, он еще не такое бы оторвал.
Свернули на Торговую. Повозка покатила быстрее, и Лешка едва поспевал за ней. Здесь фонари были расставлены чаще.
И по освещенной безлюдной улице, под громкое цоканье ишачьих копыт он спешил за повозкой, как заправский ворюга.
С каждым шагом надвигалось все ближе гигантское дыхание завода, так странно ощутимое ночью.
– Садись, - сказал возчик, натянув вожжи, придерживая ишака.
Лешка сел. Возчик стегнул ишака, и тот потянул живее по спускавшейся вниз улице. Миновали поворот на мост, к заводу - самое опасное место. Дома пошли
Кто-то поднялся со скамейки у забора. Двое. Два темных силуэта под луной на краю тротуара. Вразвалку, руки в карманах, один из них направился по мостовой, преграждая дорогу ишаку.
– Стоп! Стоп! Эй, кому говорят, не слышишь?
Другой заходил за повозку.
– Попрошу на минуту сойти.
Это еще что за номер?
– Гриша!
– опешил Лешка.
Это был он, Гриша Баныкин.
Лешка слез с повозки и голосом неподатливым, не своим, стараясь держаться развязно, сказал:
– Что это я тебя встречаю без конца? Куда ни пойду - ты тут. Только всегда при шляпе, а сейчас без...
Баныкин изумился;
– Это ты?
Он что-то сказал, но Лешка не расслышал и громко спросил:
– Ты откуда тут взялся?
– Что везешь, говорю?-натянуто, отчужденно переспросил Баныкин.
Второй парень подошел и стал с ним рядом, нахально светя в лицо Лешке фонариком.
– Мусор на свалку свожу. А что?
– Это ночью-то?
– подозрительно спросил парень.
– Чего ради?
– Попросили люди.
– Он запыхался, точно бежал.
– Подрабатываешь?
– спросил Баныкин.
– Так, что ли?
Лешка мотнул головой, подтверждая. У него стучало в висках, а в груди металось что-то, точно он не стоял на месте, а бежал изо всех сил. Сейчас все обнаружится. Ему было мучительно стыдно перед Баныкиным.
– Ври, да лучше, - сказал равнодушно парень и потыкал палкой в воз.
Возчик, не разбирая, что происходит, всполошенно объяснял:
– По пятнадцать рублей сговорились. Ничего тут такого незаконного нет. Один конец туда и назад: время-то ведь какоеночь. Люди спят, а я у сна отрываю, чтобы вот его прокормить, врага шелудивого.
– Он тыкал кнутом в бок ишаку.
Баныкин о чем-то посовещался с парнем, отойдя в сторону, и вернулся к Лешке.
– Ты не подумай ничего такого.
– От его тихих и очень внятных слов Лешке стало не по себе.-Мы ничего такого не думаем... А только у нас есть задание. У нас тут комсомольский пост. Ты развяжи веревку.
Лешка сказал упрямо:
– Не буду.
С досадой, присвечивая карманным фонариком, Баныкин отогнул одеяло, насколько позволяла перехватывающая его веревка.
Лешка застыл, не двигаясь с места, и Баныкин стал шарить по возу и, должно быть, тут же напоролся на железо. Он крепко выругался.
– Тут ерунда какая-то навалена.
Подоспел его товарищ, тоже с фонариком.
– Да тут одно железо, - недоумевая, сказал Баныкин.
Парень неуверенно протянул:
– Что-то не так.