Земное притяжение
Шрифт:
– Ты оформился на "грязнуху"?
Он не ответил. Ей-то что? Не ее это забота.
– Тебя взяли, Леша? Чего ты молчишь?
Вернулся Баныкин, радостно неся мороженое в металлических вазочках.
– А я совсем ведь забыл про этот продукт. Ну просто вывалилось из головы.
Он поставил вазочки на стол и одну протянул Жужелке.
– "Гриша", - прочла она вслух татуировку на его руке.
– Гриша и есть, - широко улыбаясь, покраснев, повторил за ней Баныкин. Он пододвинул вазочку с мороженым Лешке.
– Давайте
И они оба с Жужелкой заспешили, обжигаясь холодным мороженым и смеясь. Лешка, точно откуда-то издалека, слышал, как Баныкин спросил Жужелку, какое мороженое она больше всего любит* и Жужелка, подумав, сказала: "Крем-брюле". Потом они опять спохватились, что у них ведь спор, кто съест раньше, и опять заспешили, и Лешка видел, что Баныкин только прикидывается, что спешит, а сам ест понемножку, смотрит на Жужелку и тает, как мороженое в вазочке.
"Уеду, - думал Лешка.
– Теперь уже совсем скоро. Вот получу деньги и уеду. Куда-нибудь далеко-далеко..."
Она сидела рядом, нагнув голову, а он смотрел на прямой пробор, рассекающий ее темные волосы, и думал о ней грустно и нежно, будто уже уехал и они расстались навсегда.
Жужелка спала во дворе возле крученого паныча. Она лежала на спине, подложив под затылок руку. В голове мешались мысли, диктор Лабоданов, Лешка. В небе недвижно стояли звезды. Все было спокойно. Иногда гавкала собака. Слышно было, как работают станки ночной смены в "Вильна Праця". Над тихим городом, как пульс его, повис ритмичный звук скользящей вверх и вниз вагонетки и протяжное "жи-их!", когда вагонетка сбрасывала в домну шихту. Кто-то шел по двору тяжело и нетвердо, цепляясь за булыжник.
Когда Жужелка опять открыла глаза, звезды погасли, небо просветлело. Она еще раз заснула и проснулась оттого, что ее теребили за плечо.
– Клена, а Клена, уже время.
Это будила ее Полинка. Она открыла глаза и села. Черепица на соседнем доме уже зажглась от солнца.
– Ну как, поехали? А то у меня время в обрез, по минутам рассчитано.
Полинка была сама не своя, в новом, сильно накрахмаленном ситцевом платье.
Жужелка быстро влезла в юбку и кофточку, достала из-под изголовья учебник, скатала постель-мать встанет, заберет постель в дом.
Они помчались. У Полинки в самом деле в обрез времени, ей скоро заступать на смену.
Водитель трамвая-нарядная женщина с сонными глазами, в длинных серьгах. Пахнет клубникой - это везут на базар ягоды в лукошках, обвязанных лоскутом.
Переехали мост, и скоро за рекой в степи начался новый город.
Полинка нетерпеливо высовывалась в окно. Вдруг вскочила, потянула Жужелку.
– Скорей же. Скорей!
Пока протиснулись, трамвай тронулся.
– Прыгай!
– закричала Полинка и первая спрыгнула на ходу.
Трамвай круто затормозил, женщина-водитель посмотрела на них сонными глазами и сердито
– Бежим, бежим! Скорей же!
– волновалась Полинка.
Они куда-то побежали по нерасчищенной строительной площадке. Повсюду, куда ни глянь-движутся над городом, над шиферными крышами подъемные краны. Переваливая через груды строительного мусора, обошли вокруг дома, казавшегося совершенно готовым.
– Вот тут.
Они остановились и стали пятиться, задрав головы, и пятились, пока им не стал виден самый верхний этаж. Полинка про себя отсчитала и сказала вслух:
– Вон на самом верху шестое окно с того края. Поняла какое?
– Ой, как здорово!
– Вон какая верхотура.
– Ой, Полинка, с такой верхотуры у тебя теперь море будет прямо как на ладони. Подумать только..,.
– Жужелка порывисто пододвинулась к ней.
Полинка стояла как истукан, не отрываясь от окна.
– О господи, - сказала она, посуровев от волнения.
– Значит, здесь буду.
И вдруг она сказала, обратив к Жужелке строгое лицо:
– Я ведь замуж выхожу.
У Жужелки даже захолонуло внутри.
– Ой, Полинка, что ты говоришь!
Они неловко замолчали.
– Ты только никому ни слова, слышишь?
– Угу.
После ее признания Жужелке страшновато было прямо взглянуть на Полянку.
– А то начнут болтать. Волнуюсь я.
Они стали вспоминать, как старуха Кечеджи, ни разу не побывавшая здесь, когда ей рассказывали о строительстве на левом берегу, качала в волнении головой, приговаривая: "Встали бы наши мертвые и поглядели бы..."
Они пытались подражать" ее голосу, произнося эти слова, и качали головами, и это их рассмешило, они стали смеяться и не могли остановиться, и Полинка запрокидывала голову и хохотала до упаду.
Жужелка смутилась, почувствовав вдруг, как Полинка счастлива и довольна своей судьбой.
Полинка заторопилась на завод, и Жужелка проводила ее до трамвайной остановки, а сама пошла вдоль линии.
Широченные улицы, кинотеатр в глубине парка за пирамидальными тополями, трамвайный путь, мчавшийся на взгорье к горизонту, - этот размах нового города радостно захватысал\ дух.
Жужелка незаметно прошла несколько кварталов, ее нагнал трамвай, и она села ч него. И всю дорогу, пока трамвай вез ее обратно в старый город, минут десять, она чувствовала себя беспричинно счастливой, и ее даже не страшил предстоящий экзамен.
Было еще рано, и навстречу катили автобусы с рабочими утренней смены. На углу улицы Артема Жужелка сошла. Она перешла на другую сторону и спустилась в подвальчик, над которым маячила вывеска "Вино".
Матери за стойкой не было. Двое посетителей в рабочих спецовках пили вино у прибитого косячком к стене столика и закусывали пирожками с повидлом. Жужелке страшно захотелось есть. Она приподняла марлю, взяла из вазы пирожок и пошла за перегородку.