Земные наши заботы
Шрифт:
и поедем». Я прочитал. «Римма Нуховна Зайнетдинова, инженер-геолог». Нет, на
фотографии она была старше и не такая щуплая.
Римма вытащила из полевой сумки карту, нашла место, где мы стояли. «А
точка для бурения вон в тех кустах». И двинулась туда. За ней, как телок за
хозяйкой, тронулась и машина: через корявые кусты, растущие вовсе не на
сухом месте а на мхах. Нет, ни один шофер, привыкший к асфальту, не решился
бы сунуться в это явное болото.
обнаруживалось никакой тревоги, хотя под ногами была не почва а моховая
податливая подушка.
Точкой оказалось крохотное болотистое «окно» среди кустарника. Здесь
справляли свои хороводы комары, голодные и настырные. Однако буровики не
замечали их, работали хоть и молча, но каждый взгляд бригадира, каждое
движение бурового мастера вызывали ответные действия членов бригады.
Действия до того слаженные, что казалось, не работают, а забавляются: без
той злости, какую испытывает человек к надоевшей, однообразной и трудной
работе, без усталости на лицах, в охотку. И что меня еще поразило, так это
отсутствие грязных пятен на одежде: чистые, опрятные, хотя бур и поднимал из
болотистых глубин текучую жижу самых разных расцветок и составов. Бур
поднимал, а они пробы брали, подавая их «к столу» геолога, на брошенную тут
же фанерку. Каждый знал общее дело так же хорошо, как и свое, поэтому
исполняли операции четко, ловко и быстро, понимая друг друга, что и рождало
ощущение забавы, а не работы.
Однако делали они трудную работу, которая требовала от каждого члена
бригады не только физических усилий (в трясине, куда машина пройти не может,
эти парни выполняют те же операции с помощью ручного бура, стоя по колено в
болотной жиже), но и душевных. И летом, в комариный разгул, и в зимнюю стужу
ходят, бродят, ездят они по трясинам да болотинам. И все время (одиннадцать
месяцев в году!) вдали от дома, от семьи, от бытовых удобств, определяясь на
постой к какой-нибудь старушке в ближайшей деревне. А у старушки, известное
дело, изба не из лучших, да и в избе не всегда уютно, не каждая и сварить,
постирать может. Хорошо еще, когда от болота до города путь близок, можно
хоть на субботу или воскресенье домой выбраться. Но чаще — не попасть,
далеко.
— Да и не празднуем мы выходных, — отвечал буровой мастер. — В непогоду
отдыхаем, когда летом ливень, а зимой пурга. — Отвечал вовсе без жалобы на
судьбу свою, без недовольства в голосе. Его, Шитова Ивана Александровича,
работающего, как он выразился, «по своей воле», никто не понуждает «кормить
комаров в болоте», да еще в воскресные
— Но что-то все же понуждает? — спросил я, подумав, что таким побудителем
являются заработки.
Однако Шитов, как мне показалось, пропустил вопрос мимо ушей, начал
совсем о другом рассказывать:
— Бывало, увидят нас в болоте, смеются: мол, что вы там потеряли, лешие?
А я и сам долго не понимал, зачем эти дырки в трясине сверлим, ради чего по
болотам лазим, комаров кормим...
И однажды Шитов не выдержал, пересел с буровой машины на городской
автобус.
— И рядом с домом, — с улыбкой продолжал Шитов,— и заработок не меньше.
Однако месяца через четыре невмоготу стало по асфальту ездить, на болота
потянуло, да так, что и жена не стала спорить. Вернулся. Что потянуло,
спрашиваете? Романтика, отвечают в таких случаях. Однако вроде и романтики
тут никакой. Не знаю, может природа или воля. Что, к примеру, охотника или
рыбака из дому манит? Пусть и без добычи вернется, лишь ноги убьет, однако
все равно будет ходить.
— Но люди-то смеются, что по болотам лазите? Хуже того, ругают часто вас,
мелиораторов, за вред, который причиняете природе.
И тут Иван Александрович спросил.
— А вы были на Макеевском мысу?..
Макеевский мыс — это то широкое поле, у которого недавно мы стояли с
Иваном Ивановичем, любуясь мастерством рук человеческих.
— Я его весь излазил, когда болото там было и вот такой же чепыжник.
Бывало, по горло в трясину проваливался. А теперь лучшим полем в области
называют его. Поехал и я посмотреть недавно, не узнал: ровное поле, густые
травы, дождевалки, голубые ленты каналов. Поехал в другие места: там пруды
плещутся, водохранилища. Вот, оказывается, для чего я дырки сверлил, по
болотам лазил и комаров кормил! Выходит, и мое имя есть среди авторов того
художественного произведения, — добавил он, заулыбавшись неожиданному
сравнению.
А ведь он прав. Это действительно произведение, мастерски выполненное на
просторном земном полотне. И оно прекрасно! Прекрасно не только с точки
зрения хозяйственника, но и в социальном, и в экологическом плане.
— А что ругают мелиораторов за то, что вред природе причинили —
выкорчевали на болоте чепыжник, где птицы жили, — продолжал Шитов, — то я
лазил по тому болоту, куда ни один любитель природы не забредал. Однако ни
пичуги там не видел, ни гнезда. Должно быть, птицы не в чащобе топкой живут,
а, как и человек, ищут места поздоровее. А вот когда землю в порядок