Зеркало Льюиса Кэрролла
Шрифт:
– Тогда завтра на него посмотрю. Не хочу в таком состоянии к нему подходить. Хочу потрогать, пообщаться с ним. Представьте, Вера, сколько это зеркало всего интересного видело, пока в доме у Кэрролла стояло!
– У вас как у девочки глазки загорелись! – залюбовалась Вера.
– Так я Кэрролла с детства обожаю! Вот и не хочу смотреть на него в таком разбитом состоянии.
– Правильно, – подтвердила Вера. – Красивые вещи нужно с удовольствием встречать. Тогда они и радовать будут дольше.
Лина стала подниматься по лестнице.
– Да, Верочка, вы меня завтра разбудите пораньше, часиков в восемь, – на ходу распорядилась
Вера подтвердила, что ровно в 8.00 знаменитые блинчики будут готовы.
Вера и Лина намеренно, даже спустя шесть лет жизни под одной крышей, продолжали называть друг друга на Вы. И у обеих была на то одна и та же причина: Вера, будучи женщиной одинокой и бездетной боялась привязаться к Лине как к дочери, хотя подобные чувства ею давно уже овладели, а Лина, в свою очередь, как могла, противостояла потребности в этом самом материнском внимании и постоянно пыталась убедить себя в том, что мать никто не в состоянии заменить. Эдуард – муж Лины – продолжал относиться к Вере как к прислуге, а та в свою очередь недолюбливала его как самая настоящая тёща. В общем, все трое обитателей дома составляли худо–бедно да семью.
Вера ушла, а Лина ещё минутку постояла у окна, ожидая пока дверь, отделяющая Восточную часть дома, где жила Вера захлопнется, и звуки её каблуков затихнут.
Оставшись наедине со своей головной болью, Лина подошла к консольному столику в прихожей, где лежала её сумочка и достала изящную перламутровую таблетницу, которую всегда носила с собой. Из всего разнообразия пилюль различных форм и цветов она выудила одну и, немного повертев её в руках, добавила к ней вторую – так надёжнее. Она проглотила обе пилюли и отправилась в ванную.
В просторной ванной, находящейся в эркере дома, было тепло и влажно. Огромное окно поднималось вверх до самого края стены, перетекая в кусочек стеклянной крыши, что позволяло видеть небо в любую погоду и в любое время суток во всем его великолепии. Зеркальные стёкла хранили хозяев от посторонних взглядов, в то же время, давая последним возможность спокойно наслаждаться видом из окна, принимая ванну. Мытьё этих окон с участием мойщиков-альпинистов влетало семейству в кругленькую сумму, о чём Эдик в последнее время не раз сокрушался. Но 8 лет назад, когда он самолично делал проект их будущего с Линой дома, влюблённый в свою жену без ума, именно он предложил такой вариант ванной, зная Линину любовь к красоте и тайнам звёздного неба.
Но сейчас звёзд было не увидеть – дождь возобновился с новой силой и стучал тысячами мокрых пальцев по прозрачной крыше, ниспадая шёлковой пеленой по стеклянной стене.
Лина скинула юбку и пиджак на пол, сняла белье, сладко потянулась, ощутив во всём теле негу и свободу от оков одежды, и медленно спустилась в просторную купель. Верины травки и правда творили чудеса. Тело Лины в считанные минуты расслабилось и обрело лёгкость. Лина закрыла глаза и погрузилась с головой в ароматную пучину. Ею овладело какое–то первородное чувство комфорта, словно она сейчас была защищена от всего плохого, как в утробе матери. Лишь потребность сделать новый вдох заставила её вынырнуть из воды. Она погружалась и выныривала из воды опять и опять.
Лина чувствовала, как постепенно головная боль притупляется, её потянуло в сон.
Лина проверила мобильный. Не звонил.
Она легла в постель, надела шелковую маску на глаза, но в голове продолжали вертеться мысли о муже. В последнее время они как-то незаметно стали отдаляться друг от друга. На мгновение Лина обратилась мыслями к сегодняшнему разговору со Светой о мужских изменах, но тут же прогнала от себя эти глупости. Скорее всего, дело в том, что их, как говорят, укачало – засосало в рутину – затянула в привычные отношения.
Сейчас Лине отчётливо вспомнилось, как Эдик недавно говорил о том, что раньше они всегда придумывали нечто интересное друг для друга: устраивали свидания, розыгрыши, в один день срывались с места и, бросая всё, улетали на далёкие острова. Лина вспомнила моменты близости. Как им было хорошо наедине! Эдик был первым и единственным мужчиной в жизни Лины, но её никогда не тянуло на приключения, как многих подруг.
У Лины бабочки запорхали в животе при воспоминании о студенческих временах, когда они с мужем занимались любовью в самых необычных местах и самых немыслимых позах. Многие лишь читают об этом в женских романах, а Лина могла похвастаться вполне реальными воспоминаниями… М-да, воспоминаниями. Почему это уже в прошлом? Господи, ей всего 33!
Лина уже плохо различала сон и явь, рассуждения и грёзы – сон властной рукой вёл её с собой в царство Морфея. Но ей не хотелось провалиться в сон, забыв последнюю мысль, которая встревожила.
«Надо устроить встряску нашим отношениям!» – промелькнуло решение в затуманенном сознании Лины, и она перестала сопротивляться сну.
Глава 3
– Вышел месяц из тумана,
Вынул ножик из кармана,
Буду резать, буду бить
Все равно тебе водить!
Мамочка! Тебе водить!
Лина сквозь сон слышала детский смех и голоса. Всем телом она ощущала толчки, словно кто-то прыгал на её кровати, но продолжала спать. На несколько секунд воцарилась тишина. Лина вновь отдалась сну. Но вдруг она почувствовала, как маленькая ручка треплет её по плечу. Детский голос вновь зазвенел в её голове громко и более чем внятно, как звонок старого советского будильника:
– Мама! Просыпайся! Тебе водить!
Лина попыталась снять с глаз повязку, но с удивлением заметила, что на том месте, где вчера была голубая шёлковая маска для сна, оказались детские колготки.
Лина отбросила их в сторону.
– Что такое? – она мутными от сна глазами попыталась оценить обстановку.
На кровати кто-то продолжал прыгать двумя парами ног. Сквозь яркие лучи утреннего солнца Лина не могла разглядеть, что происходит вокруг. Наверное, сказывалось действие таблеток. Она упрекала себя за то, что решилась принять двойную дозу.