Зеркало Льюиса Кэрролла
Шрифт:
Лина вышла с кухни и поплелась по коридору в том направлении, куда он её вёл. Сейчас ей ничего не оставалось, как осмотреться в обстановке, где по всем признакам она была хозяйкой, но чувствовала себя гостьей.
Длинный коридор с зеркальным шкафом-купе привел её в гостиную. Там стоял недорогой, но симпатичный светло-зелёный гарнитур из дивана и двух кресел, рядом с креслами высокая пальма в крупном кашпо, а с другой высокий торшер из рисовой бумаги. Напротив, гарнитура телевизор с большим экраном, книжные полки, тесно уставленные книгами и семейными фотографиями в рамочках разной формы.
Лина стала машинально их рассматривать. На одной вся семья резвилась в
– Боже мой! – вскрикнула Лина. – Люди добрые, у меня что уже промелькнула мысль, что это на самом деле мои дети?! Нет, я сейчас сама себе вызову скорую и попрошу, чтобы меня срочно отвезли в клинику для душевно больных. Я хожу в чужом доме, в чужой одежде и примеряю на себя чужую жизнь – это уже слишком!
Лина решительно вышла из чужой гостиной, пошла на чужую кухню, открыла чужой буфет и достала оттуда неполную бутылку коньяка.
– Отлично, сейчас будем лечиться народными методами!
Лина выпила и закусила маминым блинчиком.
Эта церемония повторялась до тех пор, пока бутылка не кончилась, Лина аккуратно опустила её в мусорное ведро, а затем, вальсируя, направилась в спальню и рухнула на кровать.
– Следующая станция – реальный мир. Ту–ту! – протрубила Лина и уткнулась в подушку.
Дальше был то ли сон, то ли явь: сквозь капсулу неосязаемого тумана через тончайшую щёлочку незакрытых до конца век Лина видела мутные фигуры детей и Эдика, которые поочерёдно подходили к ней и трогали то её лоб, то пульс. Она слышала, как тихонько причитает мама. Лина силилась встать и что–то сказать, но это происходило только в её воображении. На самом же деле она точно труп неподвижно лежала на кровати, и в какой–то момент ей начало казаться, что дух отделился от тела и хлопочет над ней вместе с её родными.
Глава 4
Наступило утро. Лине показалось, что она не проснулась, а вышла из комы. Похмельный синдром притушил воспоминания о странных событиях минувшего дня, и первичную логическую картину о нынешнем состоянии своего здоровья она составила из событий, произошедших днём раньше, а по большей части из отрывков разговора по телефону со Светой, что состоялся в кафе. Она вспомнила, что подруга предлагала напиться и купаться в бассейне голышом. «Неужели мы сделали это?» – растерянно подумала Лина, понимая, что проснулась не дома. Она не имела возможности рассмотреть, что-либо вокруг, – окна были закрыты плотными шторами.
Но вдруг с улицы до неё донёсся странный, но знакомый звук. «Трамваи?!» – растерянность Лины росла и росла. Она тихо встала с кровати и прокралась к окну. Одно движение, и жалюзи раскрылись. В комнату ворвался свет, а вместе с ним и воспоминания о вчерашнем дне.
– Не-ет, – простонала Лина и села на постели, закрыв лицо руками. – Это не сон!
В комнату заглянула мама:
– Доброе утро, девочка моя, ты чего же это вчера натворила?
Лина вздрогнула и уставилась на мать.
– Разве можно такое делать, зачем? Напиться одной, как пьяница, так можно или с горя, или от глупости. – Мама вздохнула. – И насчет глупости я сомневаюсь, а вот насчет горя – то лишь твоя душа знает.
Лина сидела и смотрела на мать стеклянными глазами. Та присела ближе и крепко обняла дочь, поцеловав в висок.
– Расскажи мне всё, облегчи душу, не заставляй материнское сердце страдать.
– Мама, – Лина уткнулась лицом в грудь матери и заплакала.
– Ну что же это такое? Ты меня прямо как на тот свет провожаешь и встречаешь, – пошутила мама и крепче
Лина отпрянула.
– Мамочка, что ты, любимая моя, родная! Я…я не знаю, что со мной происходит, но я всё это готова понять и принять, лишь бы ты была со мной.
– Я с тобой, родная. Говори, говори, что у тебя на душе.
– Лина помолчала. – Мам, скажи, бывало ли у тебя ощущение, что ты другой человек, словно ты оказался не в своём теле?
– Конечно, бывало такое. Бывали случаи, понимала, что не на своём я месте, рядом не те люди и только во сне видишь какую-то иную жизнь, что вся жизнь сложилась по-другому, нежели в реальности… – мама вздохнула. – Знаешь, жизнь как дорога, как длинный, длинный коридор, идёшь по нему, а с обеих сторон много-много дверей, они то открываются, то закрываются и только от тебя зависит, в какую ты войдешь. А за той дверью такой же длинный коридор с дверями и так дальше, дальше. И тут не угадаешь, в какую дверь зайти, где удача, где ошибка, где упущенная возможность. Отсюда и растёт дерево Вселенной из этих бесконечных комбинаций судьбы каждого человека. Когда ты ещё маленькой была, я же диссертацию в аспирантуре по этой тематике написала. Много споров она тогда вызвала у преподавателей, даже хотели мне защиту завалить, дескать, и так лжетеорий хватает, а тут ещё молодой учёный воду мутить начинает. – Мама опять вздохнула.
– И что, не защитилась? – спросила Лина.
– Защитилась, только публиковать материалы не разрешили, изъяли черновики, у меня чудом только кое-какие записи сохранились.
– Господи, мамочка, я сейчас с ужасом подумала, что ничего не знаю о тебе. Как я могла быть такой равнодушной к тебе, к твоим занятиям? Я даже никому не рассказывала, что ты – ученый, даже стыдилась этого, боялась сказать, что ты лаборантом в НИИ работаешь.
– Так лаборантом я стала работать от того, что период такой в стране начался. Ни науке, ни культуре развития не было. Одни деньги стали людей интересовать. А я была влюблена в науку, днями и ночами думала, писала, многим профессорам для их публикаций материалы готовила, так что открытий под моим именем ты нигде не увидишь.
– Ты – моё открытие! – Лина обняла маму и положила голову ей на грудь.
– Ну, вот, это для меня самое главное, а все эти регалии.
– Нет, подожди–ка, с регалиями мы тоже разберёмся. Я понимаю, что вы – дети советского времени – всё на благо страны! А страна вам дулю показала и левые «профессора кислых щей» на этом себе имя, деньги и огромные животы наели!
– Да, мне никакой мировой известности мне не надо, никаких наград и премий, время амбиций ушло. Ты давай, вставай, умывайся и завтракать на кухню. – Перевела она тему. – А я пойду, подогрею завтрак.
Мама вышла из спальни. Лина села и посмотрела на тумбочку возле кровати. На ней стоял стакан воды, лежало две таблетки от похмелья и записка от Эдика:
«Мамочка, вернись к нам!
Мы тебя очень любим!
Бросай пить, запомни: «пьяница-мать – горе в семье»
Вечером буду поздно, детей заберёшь сама.
Целую.»
– «Мамочка, вернись…» – перечитала вслух Лина. – Эдик серьёзно подошёл к этому розыгрышу. Даже семейные фото подделал! – Лина хлопнула в ладоши. – Всё, я поняла! Его друг Семён работает в журнале, он фотограф и делает всякие там коллажи – муляжи, он–то ему и сделал монтаж моих старых фотографий и вуа-ля!