Зеркало Льюиса Кэрролла
Шрифт:
Неизвестно сколько прошло времени: десять минут или два часа, а Лина продолжала лежать в постели и ждала, что затяжная и такая реальная галлюцинация уйдёт. Но потолок, поклеенный белыми обоями, оставался на месте, и лишь прозрачные тени от оконных рам и тюля с дырчатым рисунком ползли вслед за солнцем по персиковым стенам с легким растительным рисунком, так отчётливо напоминавшим балдахин над её кроватью в особняке.
Лина слушала, как трамваи, проезжающие мимо окон, отбивают стальными колесами чечётку на рельсах,
Лина заочно простила супруга за этот нелепый фарс с детьми, но собиралась попросить, нет, потребовать, чтобы больше этого не повторялось. Наверняка он повёз их обратно в актёрское агентство, где нанял для розыгрыша. Надо сказать, юные лицедеи отыграли свои роли на все сто и заработали каждую копейку из своего, наверняка, не малого гонорара – какие талантливые!
– Ох, я ему устрою розыгрыш! – коварно размышляла она вслух. – Ох, я придумаю! Это же надо привезти меня в такую халупу!
В дверь позвонили. Сердце Лины забилось.
«Кажется, ушли» – подумала она, но через мгновение ключ дважды щелкнул в замке, и некто вошел в квартиру. Неизвестный тихо поставил увесистые, шуршащие пакеты в коридоре и, надев тапочки, тихонько приблизился к двери спальни. Лина зажмурилась.
В следующую секунд произошло то, что могло бы свести с ума даже самого спокойного и рассудительного человека, а не то, что женщину с расшатанными нервами. Визитёр приблизился к кровати и мягко положил ей руку на лоб. И эта рука была…мамина. Веки Лины задрожали.
– Я тебя разбудила, родная? – спросил мамин голос, – Эдик позвонил мне такой взволнованный, сказал, что ты заболела. Я тут же приехала.
Лина боялась открыть глаза. Однажды мама снилась ей. И во сне ей казалось, что сон и реальность поменялись местами. Сейчас Лина боялась открыть глаза, ей хотелось подольше послушать голос.
С дрожащих ресниц Лины скатилась слеза.
Мама легко дотронулась до лица дочери и утёрла её.
Лина открыла глаза и остолбенела.
– Мамочка… Ты здесь со мной?!
Лине показалось, что она уменьшилась, как всё её тело съёживается то ли от страха, то ли от радости.
– Мамочка, хоть ты скажи мне правду, я что, сошла с ума, если вижу тебя?
– Почему же сошла с ума? – улыбнулась мама, – её серые, словно выцветшие от времени глаза заискрились нежностью. – Я что, привидение? Пришла тебя проведать и детей из студии забрать.
Мама положила Лине руку на лоб. Лина вздрогнула.
– Господи, да у тебя, кажется, температура поднялась.
– Сейчас чайку с малиной сделаю, подожди. – она встала и торопливо направилась к двери.
– Мама! Мамочка! – Лина вскочила с
– Я же только на кухню за чаем схожу.
– Я с тобой. Где кухня? – Лина вцепилась в руку матери.
– Да, что с тобой такое? – удивилась она. – Хорошо, пойдем, только тапочки надень, а то ноги небось холодные, как всегда.
Мать присела и дотронулась тёплой рукой до ноги Лины. – О, лёд!
– Мама, я не могу поверить это ты!
Лина обняла мать за шею и уже не могла сдержать слёз.
Они прошли на небольшую, но уютную кухню с клетчатой драпировкой на окне, на стенке висела коллекция декоративных тарелок, привезённых очевидно из разных поездок. Широкий подоконник был уставлен растениями с крупными зелёными листьями, а возле окна стоял круглый кухонный стол. Лина присела на стул возле окна и сквозь слёзы наблюдала за тем, как мама хлопочет у плиты. Она что-то рассказывала, не подозревая, что дочь видит в ней не просто маму, а чудо, сошедшее с небес.
– Вот твой чай и блинчики.
– С творогом, как я люблю. Как ты всегда готовила, – Лина опять заплакала.
– Нет, это просто невыносимо. Скажи, наконец, что случилось?
Женщина схватилась за бок и присела.
– Нет, нет, не волнуйся, пожалуйста! – Лина вскочила со стула и присела на колени перед мамой. – Я просто очень рада, что ты зашла, я так давно тебя не видела.
– Ну, если с прошлой пятницы прошло слишком много времени, и ты успела соскучиться, то я буду чаще заходить.
– Заходи так часто, как только сможешь!
Мама взглянула на часы.
– Ладно, ты кушай, а я заберу внучат. Отдохни и жди своё семейство, а я приведу детей и побегу к себе, а то пока доберусь до дома из вашего Перово, будет уже темно.
– Дети тебя тоже видят? – удивилась Лина.
– Иногда чаще, чем ты, – засмеялась мать.
Лина изумилась.
– Кто же они такие, что ты к ним являешься чаще, чем ко мне?
Мать с тревогой посмотрела на неё.
– Сейчас я понимаю, почему Эдик беспокоился. Ты сегодня не в себе.
Она встала.
– А может, и я пойду за детьми с тобой?
– Нет уж. Лучше тебе остаться дома, дружочек. Мы скоро придём.
Мама ушла, а Лина проводила её взглядом из окна и опять присела возле стола. Она помешивала ложечкой остывший чай, не обращая внимания на громкий, всегда раздражавший её звук, когда металл громко стучит о стенки чашки. Сейчас мысли Лины звучали куда более громко и отчётливо: «Даже если у меня поехала крыша, я согласна на это ради того, чтобы ещё хотя бы раз её увидеть, поговорить, взять её за руку. А, что если мне всё это мерещится? – Её взгляд упал на тарелку с блинчиками. – Хорошо, тогда кто приготовил блинчики и чай?».