Жара в Архангельске-2
Шрифт:
— Почему? — усмехнулась Олива, глядя на растерянного светловолосого парнишку в дверях.
— Ну вот… я как болван тут топчусь… даже не обнял тебя ни разу…
— Ну, полно, глупости!
— Можно, я теперь обниму тебя? — и Ярпен, не дожидаясь ответа, заключил девушку в свои объятия.
— Тихо! Никки побудишь… — Олива высвободилась из его рук, — Всё, всё. Спокойной ночи.
— Ты не обижаешься на меня?..
— За что?
— Ну за то, что я… такой болван…
— Да ну, брось давай! Почему болван-то? Выдумал тоже…
— Ну тогда я это… пойду…
— Спокойной ночи.
— И тебе тоже…
— Да. Да. Тебе того же.
Олива, кое-как выпихнув Ярпена за дверь, нырнула в постель.
— Ой… разбудили что ли тебя? — спросила она, видя, что Никки не спит.
— Я не спала.
— Ну как у вас с Кузькой-то?
— Написал мне только что, — сказала Никки, — А вот Влад, похоже, в тебя влюбился…
— Да, мне тоже так кажется…
— Ладно, давай спать. Завтра с утра в Севск поедем.
«Как они меня все любят! Да и можно ли не любить меня?.. — думала Олива, уже засыпая, — Только Салтыков один… ну, да хер с ним. Нет его — и пусть не возвращается…»
Гл. 32. Тассадар
Рейсовый автобус по маршруту Архангельск-Северодвинск, отправляющийся от автовокзала в полдень, ехал почти порожняком. Основная масса пассажиров, состоящая из трёх парней и двух девушек, сосредоточилась на задних сиденьях. Кондукторша, пожилая бесформенная тётка, оторвавшая им всем только что по билетику, сидела на свободном сиденье к ним лицом и, с оттенком грусти к своей безвозвратно ушедшей молодости и зависти к их молодым годам, наблюдала, как ребята, вооружившись ручками и листиками бумаги, вырванными из блокнота, играли в «морской бой».
— Итак, Влад… — задумчиво произнёс один из парней, водя шариковой ручкой по своему листку бумаги, — Влад, Влад… Б-10!
— Мимо!
— Мимо, — повторил Даниил, отмечая точкой заданный квадрат, — Теперь Оля… Так… К-7!
— Ранил, — Олива зачеркнула крестиком часть своего трёхпалубного корабля.
— К-6!
— Ранил!
— К-5!
— Мимо…
Никки и Кузька не принимали участия в общей игре. Они оба слушали Никкин плеер, воткнув себе в уши по одному наушнику; Никки сидела у Кузьки на коленях. Олива, покорно позволив Даниилу и Ярпену первыми убить все свои корабли, убрала листок и ручку в сумку и, закрыв глаза, откинулась головой на сиденье. Ей нездоровилось.
— Что с тобой? — обеспокоенно спросил Ярпен.
— Меня тошнит, — сквозь зубы простонала она, — Укачало, наверное.
— Морская болезнь, — изрёк Даниил, — Хорошо, что у меня есть с собой целлофановый пакет…
Олива, позеленевшая от сильной тошноты, легла, положив ноги на колени Ярпену, а голову — на колени Даниилу.
— Только не наблюй мне на джинсы, — предупредил он, — Иначе тебе придётся их стирать.
«Всё-таки, хорошо, что я его больше не люблю…» — промелькнуло в голове у Оливы. Тошнота и так мешала ей думать, а от этих слов Даниила ей стало ещё хуже. Езда в самом заду автобуса вытрясла Оливе все печёнки, поэтому, когда ребята приехали, наконец, в Северодвинск, им пришлось выводить её из автобуса под руки и, посадив на скамейку, ждать, пока она оклемается.
Между тем, к скамейке подошёл невысокий длинноволосый парень в брезентовом плаще. Это был ни кто иной, как
— Всем привет! — подошёл он к компании, — Здорово, Кузя! Давненько не видались, давненько, — сказал он, обнимая старого приятеля, — Ну, ты как? Работаешь?
— Работаю, — отвечал Кузька, — Дорожником, по специальности. Правда, почти без выходных, зато хорошо платят…
— Сколько? — спросил Тассадар, параллельно здороваясь с Никки и остальными.
— Нормально, — уклончиво отвечал Кузька, — Сам-то как? Вижу, в армию не забрали тебя?
— Нет. Я в больнице лежал, потом расскажу…
И тут его взгляд упал на Оливу, сидящую на скамье. Тассадар сначала даже не узнал её: так сильно изменилась она за эти полгода. Он помнил её с зимы с другой причёской, даже лицо её тогда было другое — и не верил, что эта бледная костлявая тень с ввалившимися щеками и осунувшимися чертами лица и есть та самая Олива, что бегала зимой в жмурки в тёмной квартире. Он знал о том, что произошло у неё с Салтыковым, но никак не думал, что всё может быть настолько серьёзно.
«Во как человека горе ушибло… — подумал Тассадар, глядя на неё, — И было бы из-за кого…»
— Укачало её в дороге, — пояснил Даниил, — Щас оклемается, и пойдём на побережье.
Тассадар приблизился к Оливе и сел перед ней на корточки.
— Выпей воды, — попросил он, протягивая ей бутылку Бонаквы.
«Как сильно он переменился за эти полгода! С этими длинными волосами его прямо не узнать, — подумала Олива, глядя в лицо близко наклонившегося к ней Тассадара, — Как же я раньше не замечала, какие у него потрясающие, огромные глаза? И улыбка красивая… С этими длинными волосами он похож на какого-то голливудского актёра… И ещё на кого-то, только вот на кого…»
— Тебе уже лучше? — спросил Тассадар, глядя на неё своими бездонными голубыми глазами.
— Да, — отвечала, улыбаясь, Олива, — Спасибо тебе.
…Ветер гнал рябь по свинцовой воде залива, вздымая прибрежный песок и шевеля заросли тростника. Над заливом низко парили морские чайки, криком своим предвещая бурю.
Тассадар, шедший впереди всех, раздвинул руками тростниковые заросли и, выводя друзей к заливу, обернулся назад и ободряюще улыбнулся Оливе. У него была хорошая улыбка: искренняя и доброжелательная. Ветер трепал его чёрный брезентовый плащ и тёмно-русые волосы его, перемешивая их с пышными волнами кудрей идущей рядом Оливы. И вся окружающая её обстановка, так не похожая на Москву — морской залив, тростник, чайки, длинноволосый красивый парень в плаще, являющий контраст с двумя блондинами — Кузькой и Ярпеном, что шли позади — всё это представилось ей как кадр из голливудского фильма про молодых американцев-путешественников с Томом Крузом в главной роли.
«Точно — он похож на Тома Круза! — пронеслось в голове у Оливы, — А я тогда кто? А я, наверное, на Кейт Уинслет похожа…»
И ей представилось, что они сейчас не на Беломорском заливе в русском городе Северодвинск, а где-нибудь на побережье Атлантики или Гудзонова залива в самом сердце Канады.
— Нравится? — спросил Тассадар, когда они с Оливой остановились возле самого причала.
— Очень…
— Это одно из самых моих любимых мест здесь, — поделился он, — Тебе не холодно?