Жара в Архангельске-2
Шрифт:
Пока Ярпен давился непрожаренным картофелем, Гена налил в рюмки ещё водки и попросил Кузьку сказать тост.
— Ну, Кузь, говори тост, — шепнула Олива, — Не подводи.
— Итак, тост, — провозгласил Кузька, вставая из-за стола, — Господа, я конечно никого из вас не знаю… Но хочу выпить за именинника — как, кстати, зовут именинника? Гена? Гена. Так вот, Гена, за тебя и за… знакомство, так сказать…
Под жиденькие аплодисменты Кузька сел на место. Все остальные принялись чокаться и выпивать. Олива была всецело поглощена разговором
В гостиной между тем установили колонки, и начались танцы. В кухне семь человек курили кальян; на балконе стояла лишь Никки и задумчиво смотрела на панораму вечернего города. Кузька подошёл к ней поближе и тоже стал смотреть. Он поймал себя на том, что ему очень уютно стоять рядом с этой девушкой, и он мог бы вот так же простоять с ней на балконе час, два — сколько угодно.
— А почему ты не веселишься в гостиной вместе со всеми? — спросил он, лишь бы начать разговор.
— Я устаю от шума и от людей, — сказала Никки, — Иногда хочется побыть одной…
— Ты знаешь, мне тоже, — сознался Кузька, — Я тоже устаю от большого количества людей. Ведь среди этих больших тусовок так часто мы пропускаем главное…
— Да… — задумчиво произнесла Никки.
Кузька приблизился к ней вплотную.
— Ничего, что я курю? — спросил он.
— Да пожалуйста, пожалуйста… Хотя я не очень люблю, когда курят…
Кузька тут же загасил бычок и выбросил его на улицу. Минуты две оба молчали.
— Красивое небо, правда? — прервал молчание он, — Только у нас может быть такое небо. Небо цвета сирени. Ты любишь сирень?
— Я люблю звёзды, — сказала Никки, — Звёзды — это глаза ангелов, что смотрят на нас с небес.
— Цветы сирени тоже состоят из маленьких звёзд… — произнёс Кузька, — А ты… ты веришь в существование ангелов?
— Ангелом может быть любой из нас. Я верю в то, что все люди хорошие. Я это точно знаю.
— Но ведь плохие люди тоже бывают, — грустно усмехнулся Кузька, — А ты веришь, что все они хорошие…
— Я это знаю. Я знаю, что хорошее есть в каждом человеке, каким бы плохим он ни казался вначале, — сказала Никки, — Ты знаешь, как мы с Олей стали общаться? Она ненавидела меня…
— Тебя? Ненавидела? — изумился Кузька, — Разве могут быть на свете люди, которые могли бы ненавидеть тебя?..
— Но это так. Она ненавидела меня, потому что… Потому что хотела иметь только своим человека, которого любила и я… и который меня любил…
— Ясно. Любовный треугольник, значит.
— Но теперь ты видишь, как всё изменилось…
Кузька стоял рядом с Никки и с трудом сдерживался, чтобы не обнять эту удивительную девушку, которая за несколько минут разговора стала для него такой близкой и родной. Он забыл, что уже поздно, и ему завтра утром на работу.
Что Лариса? Она уже не существовала для Кузьки. Теперь он понял, как заблуждался, когда полагал, что влюблён в неё. Об Оливе, мысли о которой посещали его предыдущей ночью, он
— Ты слишком доверчива… — тихо произнёс он, гладя её по волосам.
— Просто я верю в чудо, — отвечала она, — И я знаю, что оно существует.
Гл. 29. Гроза
Субарктический климат, в зоне которого находился Архангельск, мало кого, кроме Оливы, приводил в особый восторг. Трескучие морозы зимой, когда от стужи сводило пальцы даже в меховых перчатках, заменялись зноем и жарой летом, когда на смену ледяным ветрам и метелям приходили тучи свирепых северных комаров и слепней.
В один из таких-то знойных летних дней и снарядила Олива своих друзей в поход на Медозеро. Правда, Райдер и Гладиатор остались в городе, так как сегодня у них была тренировка сборной по американскому футболу, Никки не пошла с ребятами, сославшись на головную боль, а Кузька остался с нею.
Казалось, ничего не изменилось за год: тот же трясучий автобус до Васьково отходил от МРВ в то же самое время, те же деревянные «супермаркеты» по-прежнему стояли у автобусной остановки в Васьково, по-прежнему на пыльной обочине дороги загорал тот же полосатый кот, и бегали около забора те же свиньи, принадлежащие старушке из углового дома. И лес остался тот же самый, что и был. И вот так же, как и год назад, шли по лесной тропинке четверо ребят и одна девушка, только вместо Гладиатора и Салтыкова были Ярпен и Даниил. Все шли налегке; но, несмотря на то, что путников не отягощали, как в прошлом году, тяжеленные рюкзаки со жрачкой и походными снаряжениями, идти по жаре в такую даль было трудно. От жары и сухости воздуха беспрестанно хотелось пить, и ребята часто останавливались, чтобы глотнуть воды из бутылки, которая была общей.
— Парит… — заметил Ярпен, щурясь на яркое солнце своими светлыми глазами.
— Перед дождём должно, — сказал Флудман, отпив из бутылки и передавая её товарищу, — Вчера по радио передавали: будет дождь с градом.
— Вот спрашивается, какого хрена мы тащимся в такую даль, если я предлагал всем идти на Краснофлотский, — проворчал Хром Вайт, однако Олива пресекла его нытьё на корню.
— Если кто будет ныть, того я привяжу к дереву и за неверность оставлю на съедение комарам, — жёстко отрубила она.
Угроза возымела действие на Хром Вайта, и он сконфуженно замолчал. Между тем, ребята углубились в лес, и на них тут же набросились яростные тучи комаров и слепней. Обмахиваясь ветками, которые, впрочем, не спасали, все, кроме Оливы и Ярпена, резко вырвались вперёд и исчезли за деревьями, оставив Ярпена с Оливой тащиться позади.
— А мы вообще-то идём в правильном направлении? — забеспокоилась Олива, видя, что лес не кончается и не кончается.
— Не знаю. Я тут в первый раз, — отвечал Ярпен.