Жара в Архангельске-2
Шрифт:
— Глупый ты мелкий, — усмехнулся Салтыков, — Разве в этом дело? Ничего-то ты ещё не понимаешь…
Олива подавила вздох. «Опять двадцать пять… — пронеслось у неё в голове, — И зачем мне всё это? Он меня не уважает, ни во что не ставит. Кто я для него? Просто „глупый мелкий“, и этим всё сказано. Вот она — цена счастья. Но что ж делать, если без него я не могу жить…»
— Мелкий, ты чай будешь с бутербродами?
— Нет, спасибо, — отказалась Олива.
— А я поем, мелкий, ладно?
Салтыков сел и, низко наклонившись над столом, жадно
Салтыков кончил есть и, отвалившись от стола, усадил Оливу в кресло и положил голову ей на колени. Олива, уставшая стоять за весь день, почувствовала, как блаженство разлилось по её ногам, когда она села, а когда Салтыков положил голову ей на колени, словно электрический ток пробежал по всему её телу. Она почувствовала неукротимый трепет внизу живота, почувствовала, какими мокрыми от неукротимой течки вдруг стали её трусы. И — в одну секунду забылись все горести, вся боль, все унижения, которые причинил ей Салтыков. Она любила его слепо и безрассудно, она хотела его прямо здесь, на рабочем столе, в рабочем кабинете.
— Мелкий, мелкий… подожди… не здесь же…
— А где?
«Действительно, где? — подумал Салтыков, — Она, наверно, намекает на то, чтобы я снял для нас квартиру. Естественно, я это делать не намерен…»
— Мелкий…
— Я заперла дверь на ключ…
И, окончательно потеряв стыд, Олива, не переставая конвульсивно целовать своего Салтыкова, одной рукой быстро сорвала с себя трусы и распахнула ноги.
…Когда они выходили из высотки, взявшись за руки, счастью Оливы не было конца. Она была абсолютно уверена, что Салтыков проведёт с нею весь вечер, и всю ночь, и завтра, и послезавтра. И он уж не отпустит её от себя, и скажет — не уезжай, оставайся у меня, ты всегда будешь со мной. И Олива больше никуда не уедет, и останется в Архангельске навсегда…
Олива и Салтыков шли по аллеям Архангельска, он плёл ей про свою работу, про Негодяева, но Оливу уже не злило это, как прежде, и не раздражало. Она готова была сутками выслушивать хоть про ростверки свайных фундаментов и плиты перекрытия, лишь бы он никуда больше не уходил от неё.
— Что, тебе здесь очень нравится, да? — спросил Салтыков, останавливаясь и целуя её в губы.
— Да… —
— Сслуушай, мелкий, — сказал он, — А почему бы тебе тогда не переехать сюда жить, раз тебе здесь так нравится?
— Но… ты же хочешь в Питер переехать?
— Да, я хочу уехать туда.
Олива остановилась.
— А как же я?..
«А что ты? — мысленно произнёс он, — Пристала, как банный лист…»
— Поговорим об этом потом, — вслух сказал Салтыков, заметив, что они уже пришли к дому Оливы, — Какие у тебя планы на завтра?
— То есть как это какие?.. ну… я не знаю… — опешила Олива, — А у тебя?..
— Мелкий, так я работаю днём, ты же знаешь…
— А вечером?..
— Не знаю, мелкий. Я тебе позвоню.
— Как? Разве ты… уходишь?..
— Да, мелкий, я спать хочу, две ночи подряд не спал…
— Но ведь сейчас только семь часов!
— Всё равно, мелкий, я ужасно устал… Пойду домой…
— Хорошо, — тихо сказала Олива, садясь на скамью у подъезда, — Иди. Я тебя не держу.
Он отошёл на пару шагов, но, обернувшись, увидел, что она по-прежнему сидит на скамье. Олива сидела, понурив голову, такая жалкая и одинокая, что у Салтыкова в душе шевельнулось что-то, и заставило его вернуться.
— Мелкий, ты тоже иди к себе домой. Не сиди долго, ладно?
Олива молча продолжала сидеть на скамье. Он погладил её по волосам и пошёл, не оборачиваясь. Пройдя спокойно шагов десять, сорвался на бег и побежал от неё как подорванный…
Она же продолжала сидеть на скамье и долго неподвижно смотрела ему вслед.
Гл. 38. Мордобой
Дверь открыл Ярпен. Олива молча скинула ботинки в коридоре и, так же молча пройдя в спальню, рухнула на постель.
— Ну как? — спросил Ярпен, присаживаясь рядом с ней и осторожно поднимая с её лица волосы.
— Плохо… я ненавижу сама себя…
— Но ты довольна, что с ним встретилась?
— И да, и нет… Он ушёл… а я опять почувствовала себя использованной туалетной бумагой… он может делать со мной всё что хочет… а мне… мне не за что уважать себя…
— Олив, но ведь это ты внушила себе это. Как сама себя поставишь, так и будет, — сказал Ярпен, — Надо быть сильной.
— Кроме того, он не любит тебя, — добавила Никки, — Он прятался от тебя в Питере. Он не видел тебя полгода, и даже не захотел провести с тобой остаток вечера!
— Он сказал, что устал и хочет спать…
Смска Салтыкова прервала все их разговоры. Дрожащими пальцами Олива вскрыла её, но там было всего три слова: «Мелкий, чё делаешь?»
— А ты говоришь — спит, — сказала Никки, — Кабы спал, так не писал бы тебе наверное этих глупых смсок…
— Не отвечай, — Ярпен отнял у Оливы телефон, — Имей хоть каплю гордости. Он же тебя ни во что не ставит, неужели ты не видишь?!
— Отдай!
— Не отдам, — твёрдо сказал он, — Или отдам, но при условии, что ты не будешь ему ничего отвечать…