Жажду — дайте воды
Шрифт:
Неожиданно появился Ерин, на санях, со своим возницей. Я пошел ему навстречу доложить о бое и о пленных. Он махнул рукой, чтоб я не шел. Сам направился к нам.
— Расстрелять бы всех этих сукиных сынов! — Он люто глянул на фашистов. Но велел накормить немцев.
Они смотрели на нас спокойно и равнодушно. Им принесли еду. Ерин сел в сани и умчался.
Чуть спустя я отправил пленных в тыл.
Ночь светится заревом нашего артогня. Мы ведем бой за небольшой поселок.
Похоронили пятерых наших. Сахнов стругает колья и ладит к ним пятиконечные звезды и дощечки с именами и фамилиями.
Он вдруг сунул мне бумажонку:
— Это Галин адрес. Вон как много нас гибнет. Коли что, напишите ей. Тут обозначено и как назвать…
Я заорал на него:
— Что ты несешь, Сахнов!
Он показал на свежие могилы:
— У них спросите.
В тот день я тайком от Сахнова написал письмо его жене:
«Уважаемая Галя, мой друг Сахнов отважный воин и хороший товарищ. Он жив-здоров. Пожалуйста, родите ему сына, порадуйте человека…»
Сегодня второе ноября, через месяц и двадцать шесть дней мне будет двадцать один год. Записи мои под сенью огня и звезд…
Год победы — 1945-й
Какая она, оказывается, большая страна, эта Польша! Идем, идем, и нет ей конца, все никак не доберемся до немецкой границы. Хотя, конечно, и делаем-то мы всего в день по десять — двенадцать километров, да и то с боями…
В моем подразделении убито четырнадцать человек и ранено семнадцать. В каждом расчете осталось по три-четыре солдата.
Морозы. У войны еще долгий путь.
Наш обоз уничтожен: нет у меня больше ни коней, ни телег. Каждый солдат несет на себе по восемь штук мин. Офицеры, Сахнов и я тоже шагаем с грузом.
Прошли деревню. У хутора на околице Сахнов учуял конский запах. Я приказал вывести коня и запрячь в телегу. Из дома вышел поляк с дочкой. Девушка — это как чудо. В такой глуши, в снегах — и она, как цветущий миндаль. Девушка подала нам пиво. Сказала, что сама его варила. Улыбнулась глазами-фиалками.
— Как это случилось, что немцы вас не угнали, панночка? — спросил я.
— Отец меня укрыл, пан, — ответила она. — И лошадь, и телегу тоже укрывал, не то ведь обязательно увели бы…
— Я очень сожалею, но мне придется взять у вас и лошадь, и телегу. Мне бы не хотелось обидеть вас. И вы, и ваше пиво прекрасны. Но война есть война. Солдаты очень устали…
Девушка улыбнулась:
— Конечно, мы должны вам помогать, пан. Но мой отец пойдет с вами, пока вы доедете до места, а потом вернется, он заберет у вас обратно и лошадь, и телегу. Вам ведь они больше тогда не будут нужны?
Она
Двинулись в путь. Она окликнула отца:
— Будешь возвращаться, дров из лесу привези, татуш!
Старый поляк — человек рассудительный и спокойный.
— Ну как же вам не помочь? — говорит он. — Вы в беде. Но знайте, что с первой же стоянки я должен вернуться домой с лошадью и телегой.
Километров через двадцать мы столкнулись с арьергардом отступающих войск противника. Быстро заняли позиции.
И этот поляк тоже попросил дать ему бумагу, что он помог нам своей телегой и конем перевезти боеприпасы. Я дал ему такую бумагу. Он поблагодарил и уехал. Сахнов покачал головой:
— Мудрые они люди. Думают о будущем. Чего доброго, старостой на селе станет.
Да пусть хоть воеводством правит! Он того достоин. И нам помог, и девушку с глазами-фиалками сберег.
Откуда ни возьмись вдруг возникла Шура. В полушубке, в валенках. Как всегда, бодрая и чуточку грустная.
— Хороши были глаза у полячки, а?
— Хороши, — сказал я. — Но твои теплее и глубже.
Шура слегка улыбнулась:
— Не забыл, выходит, и мои глаза?
— Можно ли их забыть? — виновато ответил я. — Как ты, Шура?
— Прекрасно. А ты?
— Я все время думаю о тебе…
— Удивительно, — горько усмехнулась она. — Наш санбат ведь так далеко от тебя — всего пять километров.
Она круто повернулась и ушла. Я ничего не вижу перед собой. Сахнов то и дело окликает:
— В яму угодите! Осторожнее!..
Как их много в этом мире, ям…
Сегодня наш полк занял двенадцать деревень. Командир полка завернул к нам в роту.
— Слушай-ка, герой, поворачивай вправо. Там деревня большая. Обоснуйся в ней и жди подкрепления. Думаю, дней восемь будем отдыхать.
Не восемь, хоть бы полдня отдохнуть. Я с удовольствием свернул вправо.
Деревня действительно большая, с хорошими домами, далеко отстоящими друг от друга. Проваливаясь в снег, я подошел к одному из них.
— Э-эй, пан, выйдите встретить гостей!
Появился мужчина в жилете, седоволосый, в руках хлеб-соль.
— О, мы рады вас видеть!
Быстро смастерили деревянные топчаны и разместили у поляка всех моих солдат. Сам я обосновался в соседнем доме, как выяснилось, у батрака. Этот принял меня еще радушнее.
— Все в моем доме принадлежит вам, брат.
Получили подкрепление. Я поручил командирам взводов провести учения с новичками, а сам вместе с Сахновым отправился на обход вверенной мне деревни. Из окон на нас смотрели улыбающиеся девушки.