Железная земля: Фантастика русской эмиграции. Том I
Шрифт:
Всем очень хотелось спать. Решили улечься на ковре вповалку, прикрывшись оторванной портьерой. Капризный Подходцев никак не хотел ложиться рядом с обессилевшим призраком.
— Пошел вон! — сказал он бесцеремонно. — От тебя землей пахнет.
— Вы тоже хороши, — бормотал призрак, кряхтя и умащиваясь поудобнее. — Напоили старичка, а теперь какую- то землю нашли. Эх, напугал бы я вас, да не хочется.
— Спи уж, — оборвал его Клинков. — Бубнит, бубнит, как шмель. По шеям надо таких пьяных старичков. Эй ты, борода, разбуди к десяти. Мне
Проснулись мы, Подходцев и я, в два часа дня на ковре, укрытые портьерой, с Клинковым под головами вместо подушки, со старыми газетами вместо простыни.
Мы оглянулись: нас было всего трое.
— А где же этот фрукт? — спросил я, оглядываясь.
— Какой?
— Да вот этот. земляной старичок, что про трупики пел.
Клинков поглядел на Подходцева. Потом тот и другой — на меня:
— Пойди умойся, — посоветовали оба.
Ах, как приятно окатить голову холодной водой на первый день Рождества Христова!
И. Матусевич
ПАР — ДУША ЧЕЛОВЕЧЬЯ
(Малый сказ)
Жил на земле народ.
Для чего — и сам не знал.
Живется, мол, ну и ладно.
Приходит Царь.
— Ну вот, теперь я буду у вас царствовать.
— А зачем? — подивился народ.
Царь кричит:
— Молчать, дурачье!
И приказал кого выпороть, кого в Сибирь. Окромя того землю всю отобрать и поделить между князьями да графьями. А самую лучшую да своим сродственникам. Всему же народу за благо признал подданным ему, Царю, быть и за Веру, Царя и Отечество стоять.
Почал народ стоять. Стоял за Веру, Царя и Отечество, стоял, пока колени не подносились. Свалился. Лежит.
Приходит Дурак.
— Ты чего, — спрашивает, — лежишь? Вставай–подымайся.
— А зачем? — опять дивится народ. — Поди, опять за Веру, Царя и Отечество стоять?
Дурак смеется ласково.
— Нет, милый, Царя отменили. Насчет Веры и Отечества безразлично. А стоять теперь тебе за Братство, Равенство и Слободу.
Делать неча — встал народ и почал стоять за Свободу, Равенство, Братство. Стоит, а коленки дрожат, земля из под ног уходит — того и гляди свалится.
Дурак добрый. Жалко ему народ. Давай уговаривать:
— Братцы, держись! Друг за дружку держись!
Послушался народ.
Кто кого за чуб, кто кого за бороду. Бабы, те за косы. Держатся крепко, так что у которых даже слезу прошибает.
Не может слез видеть Дурак, надрывается:
— Не в том смысле держаться! Надо так держаться, чтоб
слобода промеж вас была!
Совсем спутался народ, сбился с толку, не поймешь, как это держаться друг за дружку, а между прочим, чтоб сло- бодно было промеж?
Но тут объявился Большевик.
Глаза — Змей Горыныча.
Голос — Труба Иерихонская.
Даром, что сам плюгаш — от горшка два вершка.
Объявился и сразу декрет:
«Которые не трудящие — вон!»
А которые трудящие —
Чего это такое — народ понять не может, да делать нечего. Понатужился и приспособился.
Не то что земли под ногами не чует, а и ног–то самих будто и нету совсем, но, между прочим, стоит.
Декрет!
Видит Большевик, народ ничего, покорный, только что оченно тяжко ему за Третий Интернационал стоять — пожалел.
Облегчать и ослобонять стал.
От хозяйства ослобонил.
От хлеба, от скотины всякой ослобонил.
От Бога ослобонил.
От мозгов ослобонил.
От сродственников разных, отца, матери и протчих ослобонил.
Хотел еще от чего–то ослобонить, только видит, что народ ажно в пар обернулся и уж и за землю не держится, а в царство небесное норовит.
Большевик, не будь дураком, подобрал концы неба, да в узел связал.
А пар–то внутрь пузырем узел раздул.
А пузырь–то вот, гляди, сорвется — и в лет.
Ну, Большевику того только и надо.
Живо корзинку к пузырю приладил — лететь протчие планиды под Третий Интернационал уровнять. Да только что собрался — шасть и Антихрист тут как тут.
Час, вишь ты, светопреставленья приспел.
Глянул Антихрист на дела большевика, да хлоп себя ладошками по ляшкам, да к Большевику:
— Ты што жа это ты, охальник этакой, с народом поделал? Сколько время народ светопреставленья дожидался! Может, тем только и жив был, а ты ему дождаться не дал! Ну, не грубиян? Да знаешь, за это тебя… С кашей съесть мало!
Осерчал Антихрист и без каши проглотил Большевика.
Да шершавый был Большевик. Подавился им Антихрист и помер.
Тут сошел на землю сам Господь Саваоф.
А земля вся голая — ни одного человека не видать. Только пузырь небесный над землей треплется. А в пузыре пар один — душа человечья.
Заплакал–зарыдал Господь Саваоф — жалко стало ему человеков своих.
Да ведь и то поди, кажному известно, как радовался сердешный, когда сотворил человека и Еву. Как дите малое радовался.
А тут, прости Господи, заместо образа и подобия —
— Пар!
Заплакал–зарыдал Господь Саваоф.
Обнял, горюн, пузырь тот, к сердцу прижал, да так крепко, ажно пузырь лопнул и пар весь как из бани.
Только его и видели.
А. Куприн
СУД
Когда же настал срок последнему дню, то вострубил Архангел в золотую трубу, сотрясая небо и разверзая землю. И восстало из несметных могил множество мертвых, наполнявших землю, и облеклось плотию. С живых же спали ветхие земные одежды. И все они, живые и мертвые, предстали на Страшный Суд нагие, подобно прародителям до грехопадения.