Жёлтая магнолия
Шрифт:
— Да синьора! — сестра Агнесса с готовностью бросается к дверям.
А когда комната пустеет, Умберта поворачивается к Веронике, впивается в её плечи крючковатыми пальцами и произносит тихим голосом, полным яда:
— Ты наденешь фату и сделаешь, как я сказала. Или я отправлю тебя туда, где тебе самое место. Ты всё поняла?
Из прекрасных глаз Вероники начинают капать крупные слёзы и губы дрожат от обиды и страха.
— Но…
— Останешься? Возможно… Вопрос — надолго ли? Так что не разочаровывай меня. На фату нашьём побольше жемчуга, Лоренцо щедр, так что не поскупится. А жемчуг потом станет твоим. И ничего не будет видно. Ну же, не реви, — Умберта достаёт из кармана платок и суёт в руки Веронике. — Мы уже почти у цели.
— … а теперь и синьор Райнере женится! Хотя это всё ещё держится втайне, но я слышала, что о помолвке объявят завтра на балу у герцога Ногарола, как раз на открытии карнавала. Не зря мы все молились Мадонне — теперь у нас будет много заказов! Синьоре Беатриче придётся обновить весь гардероб! Две красавицы-невесты в одном доме, какая удача!
Удача?! О, Светлейшая…
Было так больно, как будто она разом проглотила морского ежа, и все его иглы вошли в тело где-то в желудке. И причину этой душевной боли Дамиана понять не могла, потому что… всё ведь так, как и должно быть. А для неё это и правда, небывалая удача…
Тогда почему ей хочется плакать?
Монна Риччи была права. Платье сидело идеально.
Дамиана стояла перед зеркалом и смотрела на своё отражение. Платье из зелёного шёлкового муара облегало грудь, талию и живот, как вторая кожа и собиралось сзади пышным каскадом. Открытые плечи, переливы ткани и никаких украшений в виде рюшей или бантов.
— Ну вот! Magnifico! — воскликнула монна Риччи, целуя кончики пальцев и пуская поцелуй в сторону отражения. — Эта женщина может покорить кого угодно! Выше нос, mia bella!
Дамиана посмотрела на портниху растерянно, потому что в этот момент подумала, что покорять она хотела бы совсем не того, кого должна. А того, кого должна и покорять не нужно. В утренней суматохе связанной с убийством и новой «бабочкой» она совсем позабыла, что ответ синьору Лоренцо нужно дать уже сегодня вечером. А вечер неумолимо приближался.
И другого ответа, кроме как сказать ему «да», в этом мире не существовало, потому что отказать синьору Лоренцо и покинуть дом Скалигеров — это подписать себе смертный приговор. Но и представить, как он прикасается к ней, было просто какой-то пыткой!
Маэстро вернулся к вечеру, как раз когда монна Риччи уже уходила, а служанка закончила укладывать волосы Дамианы. Она слышала, как маэстро говорил с экономкой, потом видимо ушёл переодеваться, вернулся через какое-то время, а Дамиана места себе не находила от волнения. Бродила по комнате туда-сюда пытаясь успокоиться, но не знала куда деть руки. В этом платье она казалась себе какой-то слишком голой. Беззащитной.
Цверрские женщины не зря вешают
Она знала, что сейчас маэстро на неё посмотрит и оценит её наряд и, кажется этой оценки она боялась больше всего на свете!
С чего бы это?
И она не знала, чего хочет больше: чтобы этот наряд ему понравился или показался просто обычным платьем, достаточным для похода в театр. Поэтому, когда маэстро постучал в дверь, и спросил, можно ли войти, она провела руками по переливающейся ткани, спрятала руки за спину и так и осталась стоять у зеркала, не зная, что делать дальше.
О-ля-ля! Дамиана Росси не может подобрать слов! Ну же, не будь дурой и каракатицей! Ни-че-го не произошло! Он патриций, ты цверра… Он патриций, ты гадалка… Он патриций, ты никто… Это просто работа… Просто работа, Дамиана… За которую тебе заплатили шестьсот дукатов.
— В-входите, — наконец выдавила она из себя, вдохнула поглубже, вздёрнула подбородок, и снова провела руками по платью, чувствуя, как пальцы предательски дрожат, а сердце колотится в груди, как сумасшедшее.
Маэстро вошёл с каким-то свёртком в одной руке и тростью, висящей на запястье другой, и, закрыв за собой дверь, остановился. Ей показалось, он как будто что-то забыл, потому что, посмотрел на неё и тут же отвёл взгляд, и принялся озираться, словно что-то искал.
— Добрый день, монна Росси, — буркнул обыденно, подошёл к креслу и положил на него какой-то свёрток.
Маэстро уже был одет в приличествующий случаю фрак, идеальную рубашку и галстук, и раньше бы она назвала его наряд раздражающе элегантным. Но сейчас, глядя на его профиль, она вдруг так некстати подумала, что маэстро красивый мужчина. И будь она проклята, если это то, о чём она должна думать сейчас!
— Ну что, вы готовы, монна Росси? — спросил маэстро, всё ещё не глядя на неё и не спеша развернул свёрток.
— Как видите! — она развела руками и даже разозлилась от того, что маэстро был занят этим чёртовым свёртком.
Она-то думала, что он заметит её наряд!
Но маэстро глянул через плечо, вскользь и тут же снова отвёл взгляд, как будто там и смотреть было не на что.
Ну вот, Дамиана, а ты боялась произвести слишком сильное впечатление на этот бессердечный кусок льда! Ну и ладно. Ну и хорошо. Ну и плевать. И вообще…
Миа вдохнула и, придав лицу выражение безразличия, какое только смогла, порывисто натянула длинные перчатки, полагающиеся к платью, взяла веер и подошла к креслу.
— О! А это что за ангельский мех? — воскликнула она, глядя на разложенную на кресле белую накидку.
— Это — манто из горностая, — произнёс маэстро выпрямляясь и снова не глядя на Дамиану. — В театр принято надевать меха, монна Росси, поэтому я одолжил его у тёти Перуджио. Так что постарайтесь не заляпать его соусом. Не стоит расстраивать столетнюю тётю.