Жёлтая магнолия
Шрифт:
— Чтобы я вела себя непринуждённо, просто отпустите мою руку, если не хотите, чтобы я прилюдно вас укусила, — прошептала Дамиана, не поворачивая головы. — Думаю, такое здесь не одобрят.
— Здесь нет… Но я не против этого… в принципе. Если захотите. Не конкретно здесь, а когда вы примете моё предложение, — с какой-то игривой иронией произнёс синьор Лоренцо, но ладонь приподнял, освобождая её руку и чуть склонившись, добавил: — Я жду ваш ответ сегодня, монна Росси. И кстати, вы прекрасно выглядите. Пожалуй, я не преувеличу если скажу, что вы примадонна
Но Дамиана даже не заметила неприкрытой двусмысленности его намёков, она смотрела в ложу герцога Ногарола. Смотрела, как маэстро разговаривает с какой-то женщиной в полумаске, как целует её руку и ощущала, что не может совладать с собой.
Он привёл её сюда и бросил наедине с Лоренцо! Он целует руки другой женщине… Он…
Это она — альбицийская жемчужина. Прекрасная Беатриче Ногарола. В полумаске и розовом шёлке…
Злость была такой сильной, что Дамиана стиснула пальцы, чтобы себя успокоить. Она не понимала, почему так злится на то, что совершенно естественно для любого патриция.
Маэстро женится на Беатриче Ногарола и он ничего ей не должен!
Она развязала ленты манто, чувствуя, как становится жарко и спустила его с плеч.
Трижды прозвонили колокольчики, зрители стекались на балконы и в партер, рассаживались, и все они, кто исподтишка, а кто открыто, рассматривали ложу Скалигеров. И от этого внезапного внимания, обрушившегося со всех сторон, Дамиана никак не могла заставить себя сделать то, зачем её сюда пригласили. Кажется, впервые в жизни она была так зла и расстроена, но не могла собрать свою злость и превратить её в послание Светлейшей. Вместо этого ей просто хотелось сорвать с себя это ожерелье и манто, швырнуть в зал, убежать в свою лавку и… немного поплакать.
— Райно просил рассказать вам о светлейших домах Альбиции, — Лоренцо снова наклонился к ней. — И пока есть время — слушайте. Напротив нас ложа семьи делла Бьянко. Рядом семьи дель Торре — нашего дожа…
Лоренцо говорил, перечисляя дома, и взгляд Дамианы скользил от одной ложи к другой, ища среди них женщину, которую она видела в подвале. Но это было совершенно бессмысленно. Без помощи Светлейшей её здесь не узнать…
— … не все ещё прибыли. Некоторые появляются только к концу второго акта, а кто-то может прислать только цветы и подарки для примадонны…
Люстра медленно поднялась вверх и исчезла в специальном отверстии купола, погружая зал в полумрак. Прошли слуги, гася остальные свечи. Занавес поднялся, и всё внимание Дамианы перешло к сцене.
Ей нужно успокоиться и тогда у неё всё получится. Просто посидеть в полумраке, глядя на сцену, да и к тому же, когда ещё она сможет узнать, что же такое опера!
В зале стало совсем темно. Декорации на сцене изображали ночную виллу на морском побережье.
— Уверен, вам понадобится бинокль, — услышала она прямо над ухом голос маэстро и его рука коснулась её локтя. — Держите.
Дамиана даже не заметила, как он оказался в ложе, вошёл совершенно бесшумно и сел
— Вы что-нибудь заметили? — спросил маэстро негромко. — Кого-нибудь?
— Пока нет, — ответила Миа, разглядывая сцену.
— Здесь сегодня собрались почти все — закрытие сезона. Думаю, нам повезёт…
Он пришёл и ей как-то сразу стало спокойнее.
— Жаль, я не понимаю этот язык, — произнесла Миа, слушая первую арию.
— Это староальбицийский. Язык молитв, опер и любовных сонетов, — усмехнулся маэстро и перешёл почти на шёпот. — И хотя говорить в опере неприлично…
Он придвинулся ещё ближе, настолько, что Дамиана ощутила его тепло, и горько-хвойный аромат и от осознания того, что маэстро находится от неё так близко, почти касаясь её оголённого плеча, её окатило волной странного тепла. Она медленно стянула с рук и перчатки…
— Эта опера о сословном неравенстве. Главные герои: прекрасная вдова — графиня и её секретарь, — начал маэстро свой рассказ. — В душе графини идёт постоянная борьба между любовью и законами общества. Пытаясь спрятать страсть под маской холодности и безразличия, она слушает то доводы рассудка, то голос сердца и мучает тем самым и себя и своего возлюбленного…
— Вот как? — прошептала Дамиана, ощущая, как становится невыносимо жарко.
Она повела плечами, полностью освобождаясь от манто, вытащила его из-за спины и бросила на соседнее пустое кресло. И тут же пожалела об этом, потому что голые плечи ощущали теперь всё, даже дыхание маэстро, которое касалось их, когда он наклонялся слишком близко…
— Но поначалу, она обращает на него внимание лишь потому, что он собирается жениться за другой.
— А что же он? — спросила Миа с замиранием сердца.
— Сначала он уверен, что она просто изводит его, ради шутки, — прошептал маэстро, едва не касаясь губами её волос. — Но потом он постепенно влюбляется в неё также сильно, как и она в него…
Сердце пропустило удар, пальцы тискали несчастные перчатки, и впервые в жизни Миа поняла зачем знатным дамам нужен веер.
— Графиня пишет письмо, в котором пытается объяснить свои чувства и спрашивает его мнение по поводу того, как оно написано. Она выдаёт его за письмо своей подруги, надеясь, выяснить его мнение, — прошептал маэстро. — Они оба играют в такую игру, делают вид, что говорят о чьих-то чужих чувствах…
Ей было нечем дышать. Она сидела замерев, чувствуя, как его рука легла на подлокотник кресла рядом с её рукой. Совсем рядом, почти касаясь…
— А о чём они поют сейчас? — спросила Дамиана, чтобы хоть как-то скрыть своё волнение.
— Я вам переведу.
«Зажечься страстью, видя страсть чужую
И ревновать, ещё не полюбив…
Хоть бог любви хитёр и прихотлив,
Он вряд ли хитрость измышлял такую!