Жёлтая магнолия
Шрифт:
Маэстро усмехнулся, достал из внутреннего кармана бархатный футляр и открыл. На атласной подкладке лежало ожерелье. И Миа даже застыла, глядя на него. Прозрачные камни, оправленные в золото, блестели и переливались, и сколько оно стоит она не смогла даже предположить. И под впечатлением от увиденного, все обиды на маэстро испарились из головы в то же мгновенье.
— Повернитесь, — произнёс маэстро явно довольный её реакцией и удивлением.
— О, Светлейшая, — пробормотала Миа, послушно поворачиваясь к маэстро спиной, и глядя в зеркало на своё отражение.
Руки
Дамиана Росси не носит меха и бриллианты…
— Ну вот, теперь вы самая настоящая синьора, — произнёс маэстро тихо, склонившись к её уху, и их взгляды в зеркале пересеклись.
Он стоял прямо за её спиной, так что она чувствовала голыми плечами его дыхание и тепло его тела. И от этого тихого голоса и этого тёмного взгляда, сразу стало невыносимо жарко, сердце забилось где-то в горле и внутри всё сжалось в каком-то сладком предвкушении…
…чего?
Пальцы маэстро не спеша провели по ожерелью и медленно скользнули вниз по её плечам, едва касаясь кожи и словно не желая разрывать это прикосновение. И от участившегося дыхания, бриллианты у Дамианы на шее вспыхнули тысячей искр.
Они с маэстро смотрели друг на друга сквозь зеркало, которое стало прозрачнее и светлее от их взглядов, и оно как будто связало их невидимой нитью, не давая отпустить друг друга. И его потемневший взгляд, и это лёгкое прикосновение пальцев, и тишина, повисшая между ними, ударили в голову хмелем, заставив ноги ослабеть и губы дрогнуть, приоткрывшись. И всё, что ей нужно было в это мгновенье, чтобы его ладони просто прижались к её плечам и… больше не отпускали.
О, Серениссима! Да она спятила совсем!
Миа судорожно накрыла ожерелье ладонью и хрипло спросила, гася этот жаркий взгляд:
— Оно… стоит, наверное… я даже не знаю сколько! Наверное… десять тысяч дукатов!
— Триста тысяч дукатов, если точнее, — шепнул маэстро с усмешкой.
— Сколько?! — Дамиана развернулась, обдав его шлейфом своей юбки и голос у неё сорвался. — О, Серениссима! Снимайте его сейчас же! Снимайте! А если я его потеряю? Или… его украдут?! Я… Я не могу его надеть!
— Ещё как можете, — маэстро накинул ей на плечи манто из горностая и ловким движением завязал ленты прямо под подбородком. — Вы идёте в театр монна Росси, как моя гостья… Как моя загадочная гостья, над личностью которой будет ломать голову вся Альбиция. Вы будете сидеть между мной и Лоренцо, и поверьте, весь театр будет смотреть только на вас. Каждая женщина захочет посетить нашу ложу и оставить на вас клеймо своего мнения. А нам ведь это и нужно, верно? Чтобы вы могли всех их рассмотреть. Так что вы должны выглядеть потрясающей, монна Росси, — он подал ей согнутую в локте руку и добавил чуть тише, немного склонив голову: — И вы потрясающе выглядите, Дамиана, чтоб мне пропасть.
Она нервно рассмеялась, снова схватилась за ожерелье, спрятанное под мехом, и вцепилась пальцами в его локоть.
— Но не обольщайтесь, монна Росси, бриллианты тоже тётины, так что не уроните их
— Я буду беречь их, как святые мощи! — горячо воскликнула Дамиана. — И снять их с меня смогут только вместе с головой.
— Идёмте, в театре нас ждёт Лоренцо и сегодня он сильно не в духе. Не будем его злить, — произнёс маэстро, как-то устало, и повесил трость на запястье другой руки.
И Дамиана подумала отстранённо, что он снова не хромает.
Они вышли на лестницу, и Дамиане всё казалось, что она сейчас наступит на подол своего платья, что оступится и сломает слишком высокий каблук туфель, что ожерелье расстегнётся и соскользнёт, и она этого даже не заметит, а белая накидка слишком белая, и она её непременно испачкает.
— Вы так нервничаете, монна Росси, как будто вас ведут вешать, — чуть усмехнулся маэстро.
— Это платье… и мех… и это ожерелье!
— Это всего лишь платье, всего лишь мех и всего лишь ожерелье, — произнёс маэстро ободряюще, — ничего с ними не случится.
Только сейчас Миа заметила, как странно смотрят на неё мессер Оттавио и монна Джованна, и остальные служанки и слуги, выстроившиеся у причала. Так, как будто им всем только что явилось привидение.
Пабло, подпоясанный новым кушаком, в новой шляпе и красном жакете-болеро, уже стоял у гондолы, поджидая хозяина, но увидев Дамиану даже растерялся.
— Пабло, где твои манеры? — строго спросил маэстро, и Пабло тут же протянул Дамиане руку, помогая спуститься в лодку.
Солнце клонилось к закату, и гондола скользнула по воде, удаляясь от палаццо. Дамиана сидела прямо, как натянутая струна, боясь даже дышать и молчала, потому что ощущала, как маэстро смотрит на неё. Смотрит и тоже молчит. И когда лодка приблизилась к базилике, Миа спросила, чтобы расколоть как-то эту тяжёлую тишину:
— Вы ещё что-нибудь узнали? О «бабочке»? — она перевела взгляд на маэстро и тут же посмотрела на свои руки, лежащие на коленях.
Куда делась та непринуждённость в их разговорах? Раньше он её раздражал, иногда просто бесил, они ругались, и временами между ними возникала неловкость, но совсем не такая, как сейчас. Почему сейчас она чувствует его взгляд даже кожей? Ощущает, как он медленно скользит по ней, почти прикасаясь и это что-то новое, невыносимо чувственное в его взгляде, от чего она кажется, даже перестаёт слышать окружающий мир. От этого дрожат пальцы, и в губах пульсирует кровь, заставляя их сохнуть. И внутри всё сладко замирает от предвкушения и ожидания чего-то…
…чего ей нет никакого смысла ожидать.
— Доктор Феличе нашёл сходство. У остальных девушек, кроме одной были такие же мозоли, как и у той, что нашли сегодня утром. Я отправил Жильо в пансион, чтобы он отвёз одну из святых сестёр на опознание. Скоро мы узнаем имя этой несчастной, — ответил маэстро негромко.
— Значит, они все были кружевницами? — Дамиана снова взглянула на него.
Разговоры о работе безопасны. Они позволяют отвлечься от ненужных и будоражащих мыслей мыслей. И когда маэстро говорит о делах, он сосредоточен и не смотрит на неё так, что сердце уходит в пятки.