Жемчужинка для Мажора
Шрифт:
Особенно с таким вызывающим цветом на башке! И чем её свой родной цвет волос не устраивал? Нормальные золотистые косы были, которые я бы с удовольствием намотал на кулак…
Так, стоп. Опять всё сводится к плотским удовольствиям. Нужно срочно найти горячую цыпочку на ночь и расслабиться. Выпустить пар.
А для начала перестать дразнить Скворцову и одеться. Сфотать её доклад, сделать копию и вынудить завтра рассказывать его вместе. Тяжко признавать, но то, что я накалякал, и докладом назвать нельзя. Скорее — конспектом школьника. Позорище.
И
Видел неделю назад, как сиськами трясла на физре. Все пацаны слюной изошлись, пока она строила из себя мисс невинность в этой проклятой белой маечке с небольшим декольте и кофтой нараспашку!
С этими мыслями я фотаю доклад Скворцовой на свой смартфон и иду в ванную за одеждой, чтобы одеться и смыться, наконец, из этой обители совдепа и совращения оголодавшего меня.
И без того слишком много времени потратил на девчонку. А с ней нельзя надолго задерживаться в четырёх стенах — ибо чревато. Потом век не отмоюсь.
В первую очередь от ненависти к себе за то, что прикоснулся к тому, что поклялся ни за что не трогать. В первую очередь из-за гадкого чувства вины и совести, которая где-то на краю сознания вот уже почти год как нашёптывает, что я поступил с семьёй Скворцовой, как полный мудак.
***
Стоит ли говорить, что я пулей вылетаю из комнаты после того, как узрела то, что приличные девушки не должны видеть, как минимум, до свадьбы?
Увиденное потрясает меня настолько, что я теряю не только дар речи, но и все мысли. Они разбегаются, как тараканы на кухне, когда включаешь свет. И я уже вообще ничего толком не понимаю.
Слишком много потрясений на сегодня. Слишком…
Я влетаю на кухню, подобно тем самым испуганным тараканам, плотно прикрывая за собой дверь. Старинные часы, висящие на стене, мерно тикают. Их ритм действует успокаивающе, пока я, привалившись всем телом к двери, пытаюсь утихомирить собственное сердцебиение, отдающее в районе горла.
Если он сейчас войдёт сюда или начнёт ломиться, я его ударю!
Мои руки трясутся, словно я алкоголик со стажем. Под ложечкой сосёт и меня слегка подташнивает. Воздуха не хватает, и я решаюсь отойти от облюбованной двери, чтобы распахнуть окно настежь.
Свежий ветерок, радостно залетевший на кухню, остужает мои разгорячённые щеки и уши. На какие-то мгновения я залипаю в темноту перед собой и пропускаю момент, когда Глеб входит на кухню.
— Я… это…
Он мнётся у двери, не решаясь приблизиться ко мне ближе, чем на пять метров. Брюнет выглядит нетипично: янтарные глаза лихорадочно блестят, волосы взъерошены, и, кажется, что он смущён не меньше меня.
Но, хвала небесам, Соколовский одетый!
При виде парня на своей кухне, в его, пусть и рваных, но модных шмотках, закусываю губу. Глеб прав, он вообще не вписывается в ту жизнь, в которой я живу. Обычную жизнь среднестатистического
— Думаю, тебе пора, — не своим голос каркаю я, подсознательно страшась того, что Соколовский решит приблизиться.
Нет, я не боялась, что он что-то со мной сделает против воли, несмотря на наши непростые взаимоотношения. Этот страх был глубже. И я пока не понимала, чего страшусь на самом деле.
Да и, честно говоря, разбираться в этом нет никакого желания. Единственное, чего я сейчас хочу — чтобы Глеб убрался восвояси. А я, наконец, смогла принять ванну, смыв с себя этот отвратительный день.
— Твой доклад, — продолжает мяться брюнет, и у меня происходит когнитивный диссонанс от его поведения. Такое ощущение, что в его базовых настройках произошла поломка.
— Что с ним? — Непонимающе хмурюсь и пытаюсь подогнать парня к нужным мыслям. Он ведь хочет что-то сказать.
Глеб тяжело вздыхает. В его глазах мелькает раздражение. И впервые я замечаю, что это раздражение направлено не на меня, а на себя самого.
Ого, наш мажор оказался не таким нарциссом, каким я его всегда считала!
— Я его отфотал. Завтра будем рассказывать вместе.
Наш диалог напоминает неловкое общение двух подростков, и я ловлю кринж с этого, незаметно передёргиваясь.
— Хорошо, — соглашаюсь, лишь бы он быстрее покинул пределы моей квартиры.
Неправильный для моего мира. Невписывающийся. Ему здесь не место. И уж тем более Соколовский не должен вести себя… вот так!
До Глеба не сразу доходит, что я соглашаюсь на его условие. Он пару раз заторможено моргает. И поднимает на меня взгляд медовых глаз.
— Хорошо?
— Хорошо.
И дополнительно киваю, чтобы уж точно было понятно.
Похоже, Соколовский действительно сломался.
Хочется пошутить или съязвить на эту тему, но я лишь закусываю губу, когда понимаю, что шутка моя не будет жалящей. Слова, что должны были вылететь из моего рта — дружеская насмешка.
Это неправильно. Наши эмоции неправильные. Всё происходящее неправильное!
Я зябко обхватываю себя руками. Закрываюсь. Отвожу взгляд от Соколовского и смотрю в стену. На обои с синими цветочками. Разбежавшиеся тараканы в голове, почувствовав, что «свет гаснет», начинают потихоньку вылезать из своих укрытий, заваливая меня предположениями, которые звучат одно хуже другого.
Неужели один поступок Глеба может так кардинально поменять моё мнение о нём? Я либо слишком наивная, либо непроглядная дурочка!
Злясь на себя за мягкотелость, кусаю щёку изнутри, лишь бы не ляпнуть ничего лишнего в присутствии ненавистного мажора, который с каждой минутой проведённой в моём доме, начинает казаться не таким уж и гадом.
Глеб не торопится уходить, поэтому я собираю крохи самообладания в кулак и направляю на парня злой взгляд.
— Проводишь?
Намёк он понял, но зачем-то продолжает гнуть линию со странным и нетипичным для себя поведением.