Жемчужница
Шрифт:
Первые пару раз Лави просто откладывал снедь и не ел, надеясь, что невидимый «добряк» поймет его намек и отстанет, однако, когда это ничем не помогло (в кармане с поражающей периодичностью обнаруживались или пригоршня смородины, или румяное яблоко), просто смирился. И — пытался понять, кто шутит над ним такие вот шуточки.
По всему выходило, что-либо это кто-то из близнецов, либо Тики, либо ведьма. И от мысли о последней кандидатуре Лави просто выворачивало наизнанку от слепой злости.
Да что она себе позволяет?!
…если это она, конечно, подкармливает его.
Хотя, скорее всего, это и была именно зубатка, потому что больше просто некому! Близнецы парня откровенно игнорировали, и если Неа каждый раз одаривал его презрительным взглядом, то Мана хотя бы просто молча не обращал на него внимания. Что же касалось Тики, то… тот тоже игнорировал. Да даже мелкий мальчонка сердито надувался каждый раз, когда их взгляды встречались!
Конечно, это было невероятно обидно (Лави всё-таки был общительным и одиночество терпеть не мог), но сейчас можно было и потерпеть — всё ради спасения друзей. Они ещё поймут, что за пиранью пригрели у себя на груди, глупые. Они просто не знают, как эта ведьма сходила с ума и топила корабли с бешеным крикливым хохотом, как она истекала кровью, в приступах безумия кидаясь на камни, как она молчала, вслушиваясь в шелест волн, и смотрела вперёд пустым стеклянным взглядом.
Они просто ничего не знали.
Незналинезналинезнали!
Не знали, какой силой обладала эта ведьма! Не знали, что она была способна топить целые флотилии мановением пальца! Не знали, как плохо было самому Лави!
Но последнее, право слово, было неважно. Об этом никто, кроме Панды, и не знал. Но теперь деда рядом не было, и Лави был вынужден справляться с ситуацией сам.
О духи, что же с ним будет, когда старик умрет?! Об этом парню не хотелось даже и думать. Панда всегда был рядом, с самой смерти матери. Поддерживал, направлял. Как Лави будет жить без него, в одиночестве, снедаемый чувством ненужности своей семье?
Чувством ненужности тем, кто от этой семьи остался, потому что Лави лишился возможности к ним приблизиться.
Ведь теперь даже Тики старался не пересекаться с ним. Тики, тот самый Тики, которого Лави когда-то лет пять назад впустил в свое личное пространство, который имел возможность потрепать его по голове и не отдернуть руки, потому что волосы Лави загорались, если кто-то нежелательный к нему прикасался. Тот самый Тики, который любил забавляться с воздушным змеем, взмахом руки заставляя его выписывать такие фортели, что позавидовал бы и коршун!
Тот самый Тики, которому Лави смог довериться и мечтал однажды открыть правду о своем происхождении и об их родстве. Ведь в семье считались близкими
Лави ведь казалось, он все правильно просчитал… Он ведь думал, что сможет обрести дом. Что ему будет место среди них, когда он проводит деда, когда останется совершенно один.
Неужели он так ошибся в своих надеждах? Неужели…
Снова виновата во всём эта противная ведьма! Вновь она отняла у него семью!
В Лави всё загоралось, норовя вырваться наружу водопадом огня, когда он только думал о ней. Думал, что вновь всё потерял только из-за одной идиотки, которая портила всё, к чему прикасалась.
Лави же так надеялся, что всё будет хорошо! Он так мечтал об этом, когда в последний раз покидал заброшенную бухту, чтобы больше никогда не возвращаться к безумной царевне, которая не может сдохнуть лишь по той причине, что океану будет больше не с кем поговорить; что сам океан не позволял ей умереть, пытаясь помочь и успокоить.
Это было так дико — среброволосая русалка, допущенная в жрицы. Ведьма, которая повелевала кровью, — любимица их господина. Одна из тех, кому даже петь запрещалось — потому что их песни отравляли воду и всё, чего касался проклятый голос.
Лави не понимал. И понимать не хотел.
Потому что это Алана была виновата. Лишь она — и никто больше. Идиотка, которая не смогла пробудить свою силу, в которой не хватило ненависти, чтобы её пробудить, хотя прямо перед ней убивали и издевались над всеми остальными.
Так почему её ненависти не хватило?!
Лави спрашивал об этом каждый раз, когда задумывался об этом, но приходил лишь к одному — потому что ведьме было плевать.
И от этого становилось ещё горше.
От этих мыслей в груди всегда что-то копошилось, порывалось вырваться, проломить рёбра, сжечь всё вокруг, потому что… потому что… потому что он ненавидел её!
И эта ненависть сжирала его, когда Лави думал о зубатке.
А потому он и сбежал на сушу — чтобы не вспоминать постоянно, чтобы не видеть её, чтобы забыть со временем.
Но, манта бы её сожрал, она сама объявилась в его жизни!
Объявилась, чтобы все перевернуть с ног на голову и заставить его думать о том, о чем он не задумывался никогда, и вспоминать то, о чем он вспоминать не хотел, потому как слишком много это у него отбирало душевных сил.
И то, что сейчас она пытается к нему подмазаться, только еще сильнее его раздражало и уязвляло. Потому что это значило, что ненависть на нее не действует, и выказывать ее нет смысла — только еще сильнее можно испортить отношения с семьей.