Жемчужница
Шрифт:
– Но милый младший братишка очень сильно проштрафился, так что у меня есть все права, чтобы мучить тебя, слышишь?
Мана замычал, толкаясь ему в кулак, и потянулся поцеловать. Ему было жаркожаркожарко, и он… ужасно хотел… хотел… приласкать Неа. Он ничего не умел, но он так хотел доставить ему удовольствие, что сейчас… сейчас…
Близнец прикусил его нижнюю губу и втянул ее в рот, тут же выпуская, а потом – скользнул языком в рот, щекоча кончиком нёбо и шумно вдыхая носом воздух. Мана застонал, широко раскрывая губы, и зарылся ему пальцами в волосы. Неа вытворял такие вещи, о которых
– О духи, я… я… – старший Уолкер лизнул его сосок и спустился мелкими поцелуями к пупку. Прикусил там кожу, оставляя свою метку – и вдруг спустился к члену Маны, обдавая горячим дыханьем его головку и легко слизывая с нее капельку смазки. Мужчину подбросило на кровати, и он крупно задрожал, со стоном попытавшись отстраниться – и не успевая.
Неа, облизнувшись, погрузил его член в свой рот и, легко поглаживая по бедрам, начал сосать. Медленно, осторожно и с совершенно пошлым причмокиванием он уткнул в щеку его головку, и Мана громко застонал, только ощутив, какая там бархатистая кожа, и как она соприкасается с его кожей, пока брат гладит кончиками пальцев его мошонку.
На какой-то момент Неа отстранился и, погладив его, улыбнулся:
– Ну вот видишь, все же хорошо, правда? И ты… – он зажмурился, прикусывая пухлую губу, – так стонешь. Я так мечтал это услышать…
Мана мелко замотал головой, пряча лицо ладонью, закрываясь от этого горящего взгляда брата, от этого восхищения в его глазах, от понимания, что Неа вообще с ним сейчас делает, потому что, о духи, ну как можно было вообще мечтать о чём-то таком странном? О чём-то, что было связано с Маной?
Почему близнец вообще говорит ему такое? Зачем вытворяет всё это?
У Маны всё горело и трепетало, потому что Неа был таким потрясающим, ласковым, властным и родным, он был тем, без кого мужчина мира не видел, не смыслил, не понимал. Он был идеалом, мечтой, великолепным миражом, которого невозможно было достичь – Мана же болезненный и немощный, куда ему вслед за братом?
…но почему сам Неа так трепетно относился к нему? Почему… мечтал о чём-то таком?
Брат вдруг тягуче медленно поцеловал внутреннюю сторону бедра, мягко провёл губами по животу, пощекотал дыханием взбухший и стыдливо торчащий сосок и внезапно зарылся лицом ему в грудь, порывисто обнимая и заставляя удивлённо вскрикнуть.
– И теперь ты весь - мой, – выдохнул Неа блаженно, вынуждая мужчину зажмуриться, потому что всё это было похоже на сон, на прекрасный сон, где прекрасный молодец снизошёл до омерзительного больного, где великолепный брат отчего-то ласкал немощного слабого Ману, и огладил его бока, пересчитывая пальцами ребра. – Наконец-то, весь мой.
Мана пошел пятнами румянца и стыдливо зажмурился, облизывая губы. Неа потянулся, чтобы поцеловать его (у него были такие пухлые влажные губы, что Мана просто готов был взорваться семенем прямо сейчас, если бы брат не сжал его у основания, не давая закончить все так просто), и снова скользнул вниз, с упоением вылизывая венки на его стволе и мурлыча себе под нос разные пошлости.
В конце концов Мана просто сдался – как всегда и делал до этого – и застонал, вскидывая здоровую руку и снова зарываясь брату пальцами в шевелюру, чтобы…
Ему часто снились в юности сны о них (да и сейчас иногда бывало), но ни один из этих снов никогда не был настолько красочным.
Неа спустился языком к основанию члена Маны и, лизнув складочку на мошонке, втянул яички в рот – тяжелые, горячие – и пососал. Младший Уолкер выгнулся, чувствуя, как брат сжимает его член пальцами у основания сильнее, и вскрикнул – длинно, судорожно, – возя растрепанной головой по подушке.
– Ну позволь мне… – выдохнул он шумно, так и не заканчивая фразу, и бросил на брата умоляющий взгляд. Щеки у Неа горели, как будто он был пьян, и поэтому, когда он кивнул, Мана даже не подумал расслабиться.
И правильно. Потому что близнец, оставив его мошонку, вернулся в стволу и снова заглотил его – едва не до самого горла, заставив мужчину снова издать череду совершенно непристойных звуков и бурно излиться прямо в его рот.
– Т-т-т-ты!.. – задушено воскликнул Мана, пытаясь вдохнуть как можно больше воздуха, потому что лёгкие жгло, сердце пробивало лёгкие, тело, наполненное негой, дрожало, а в голове был сплошной туман, не позволяющий думать о чём-либо, и Неа, улыбнувшись (у него на губах блестела… о духи, ну за что), довольно протянул:
– Я-я-я.
И - показательно игриво чмокнув головку опавшего члена (Мана тонко застонал от бессилия, потому что ему было стыдностыдностыдно, но так хорошо, что становилось ещё более стыдно), навис над мужчиной, с медленной леностью поцеловал его в губы, пачкая в остро пахнущей…. сперме (о духи, да за что, Мана же всегда был таким скромным мальчиком, за что ему всё это), и, сверкнул своими драконовыми золотыми глазами, вселяя трепет и восхищение.
– Но старший братик ещё не уста-а-ал, – лукаво протянул Неа, облизываясь и предвкушающе ухмыляясь, и провёл носом по шее совершенно обездвиженного, вымотанного мужчины, мокро целуя под ухом, заставляя откинуть голову, вынуждая выгибаться вслед за руками, блуждающими по бокам, и Мана чувствовал себя таким… таким… таким… беззащитным.
Неа вновь вил из него верёвки. Неа вновь властвовал, соблазняя своим сладким низким голосом и горящим взглядом.
Мана зажмурился, тяжело дыша, и сжал в кулаке смятое их копошениями покрывало. Стереть с внутренней стороны век брата с блестящими от спермы губами было просто невозможно.
И не хотелось.
Неа сосал его член. Неа проглотил его сперму. Неа щупает его и трется об него своим собственным возбуждением.
О духи, ему уже наверняка больно, он же… он… трется об него как минимум последние полчаса их лобызаний.
Выдохни, Мана, пожалуйста. И прекрати бояться. И открой глаза. Твой брат тебя хочет так же, как ты его, если не сильнее, и сколько можно от этого бегать?
Неа лизнул его нижнюю губу и, раздвинув коленом пошире ноги, потерся своим членом о его бедро.
Мана ощутил, как краснеет еще гуще прежнего, и облизнулся, задевая язык брата своим и осторожно гладя его по боку здоровой рукой. Близнец весело ухмыльнулся и склонил голову набок.
– Не хочешь помочь мне, хороший мой? – выдохнул он горячо, теребя между пальцами зудящий сосок Маны и чуть прикрывая глаза.