Жемчужница

Anice and Jennifer

— Тики… — шепнула она, пытаясь объясниться, пытаясь сказать, что не хотела его унизить или расстроить, пытаясь показать, что винит себя в случившемся, даже если и не понимает до конца, что вообще не так произошло. Тики сказал, что она унизила его. Но как? Как она могла унизить его, если ничего оскорбительного не было в её действиях?

Однако Микк словно бы и слушать её не захотел.

— Я не хочу ругаться, — бесцветно проговорил он, ступая навстречу, но обходя в итоге её стороной, и Алана… вдруг ощутила, как сдавили грудную клетку

чуть ли не до боли. — Оставь меня одного.

Девушка закусила губу, крепко зажмурившись, чтобы сдержать подступившие слёзы, и часто закивала, просто не зная, куда себя деть.

Куда-нибудь далеко, как видно. Чтобы Тики, которому она и правда надоела, которого она оскорбила, уязвила в чём-то, больше не видел её никогда.

— Д-да, конечно, прости, — сбивчиво пробормотала она, засеменив в двери. — Не буду мешать, прости, — выдохнула она, выйдя в коридор, и, глубоко вздохнув, чтобы позорно не расплакаться как мелкая русалочка, прислонилась спиной к прохладной мраморной стене.

И — тут же об этом пожалела. Лучше бы она осталась в комнате у Тики, и они рассорились окончательно. Лучше бы так, чем видеть перед собой светлый силуэт на подоконнике.

Линк сидел и, как видно, ждал ее, сверля взглядом дверь и явно только каким-то чудом решив не задевать Тики — ведь он наверняка видел его.

— Любовь твоего человека оказалась недолга, — пустым голосом заметил Говард, чуть отводя взгляд и глядя теперь куда-то поверх макушки Аланы. — Так же мимолетна, как и он сам, вестимо? — он вскинул бровь и спрыгнул на пол, определенно готовясь сопровождать Алану до ее покоев.

Девушка стиснула зубы, решив ничего на это не отвечать, и отвернула голову, отталкиваясь от стены и направляясь к себе. О нет, теперь на слезы она точно права не имела. Только не при этом… этом… не при нем! Она не опустится до такого!

Однако Линк, неотступно следующий за ней, кажется, и не думал замолкать.

— Люди мимолетны как эти их земные букашки, — протянул мужчина задумчиво, как будто в пространство, — бабочки или комары. И чувства у них такие же — и любовь, и ненависть. Одно только не меняется — жажда наживы. Ты ведь заметила это, да? — он поравнялся с ней и склонил голову к плечу; светлые волосы рассыпались по спине.

Алана подумала о том, что черные кудри Тики ей нравятся куда больше, и уставилась перед собой. Она не должна с ним разговаривать и как-то ему отвечать. Она ему вообще ничего не должна, он всего лишь страдающий манией преследования тритон. И, как видно, не только манией преследования — еще и манией собственного величия.

Которое, наверное, хотел заработать, отдавая ей приказы убивать невинных.

Потому что… у них и правда могло что-нибудь получится. Линк не так уж и плох на самом деле — в его голове лишь желание защитить свой народ, и это желание затмевало ему разум. Это желание вынуждало идти его на крайние и жестокие меры, эта мания заставляла его жаждать всё больше и больше. Ему нужно

было оружие — и он видел это оружие в Алане.

Но оружие существует не только для того, чтобы атаковать — и если бы Говард понимал это, то у них и могло бы что-нибудь выйти.

Но сейчас… белоснежная душа тритона с одной-единственной червоточиной, словно трещиной в прекрасном айсберге, мозолила глаза и действовала на нервы.

Неужели всего одна эта кривая чёрная расселина не позволяла Линку быть кем-то большим, кем-то лучшим, чем просто зазнавшийся управитель, которого следовало поставить на место?

Алана мотнула головой, пытаясь не думать об этом, пытаясь отвлечься от всего этого, и прислушалась к океану, надеясь, что тот сможет его успокоить своим певучим бормотанием.

— И твой человек такой же, как и все остальные. Испугался твоей силы и сбежал, как последний трус, — но, как видно, и этого ей было не суждено.

— Закрой свой рот, — холодно процедила Алана, пытаясь успокоить рвущуюся наружу злость. Они остановились и теперь смотрели друг другу глаза в глаза. И глаза Говарда были спокойными и светлыми, но какими-то как будто бы… мертвыми.

Весь он был какой-то совершенно неправильный в сиянии своей души. Словно… словно у Аланы были какие-то неправильные представления о людях до сих пор, и теперь они стремительно менялись.

Но так ведь не могло быть!

Значит ли что, что даже со светлой душой и чистыми помыслами Говард Линк ей все равно не нравится? Как человек?

Алана хотела сказать, что Тики не такой, как другие. Что он не трус и не подлец. И что душа у него сияет в сотню раз ярче, чем у самого Говарда и уж тем более у нее. Однако… она не стала. Это было что-то слишком личное, сокровенное. Тики был слишком потрясающим, чтобы она посмела хоть как-то обсуждать его с таким, как Линк. Потому что сам Линк был еще той мерзостью.

— Но я ведь прав, — заметил между тем тритон. И это поставило точку во всем. Потому что он не был прав. И посмел открыть рот, хотя делать это она ему запретила.

И как он вообще смеет к ней так обращаться?!

— Ваше Высочество, — отчеканила она стальным тоном, и лицо Говарда тут же переменилось. На нем застыла маска непонимания, которая разозлила Алану еще больше. Настолько сильно, что она уже почти не могла сдерживать ярость, снова горячей волной всколыхнувшуюся в ней после его самоуверенных слов.

— Что?.. — этот короткий вопрос уничтожил ее самообладание на корню.

— Когда ты говоришь с представителем царской семьи — и императорской четы тоже, — она ухмыльнулась, заметив, как собеседника перекосило, — ты должен прибавлять «Ваше Высочество» даже если пытаешься выразить несогласие. В конце концов, царевна из нас здесь я. А ты — ты всего лишь мразь и погань, и отец назначил тебя управителем лишь потому, что я — голос океана — ему позволила. Так что не задирай слишком уж высоко свой хвост, ясно?