Жена на продажу, таверна на сдачу
Шрифт:
Карл подхватил мои старания. Своей щеткой он ловко надраил до блеска дверцы и стенки шкафчиков, раму окна и даже отмыл старый закопченный фонарь. Тот сразу засветил веселее, и на кухне стало уютно и тепло.
Печь растопилась очень хорошо. Леденящий холод ушел, таверна наполнилась сухим жаром.
— Теперь папаша проспит до самого обеда! — обрадованный такому повороту дел, произнес Карл. — Когда тепло, он спит долго. Может и до вечера продрыхнуть.
— Тогда подкинь-ка еще пару поленьев, — велела я хладнокровно. —
Рабочий стол тоже оставлял желать лучшего. Я плеснула на него кипятка, а затем долго оттирала и скребла ножом, пока дерево, из которого он был сделан, не побелело.
— Ну, вот так-то лучше! — произнесла я, утирая пот со лба и оглядывая приведенную в некоторый порядок кухню. — А теперь давай-ка я научу тебя готовить чечевичную похлебку.
Глава 3. Чечевичная похлебка
Масло из горшка, из которого брать нельзя, я перелила в горшок поменьше, чтоб использовать его в стряпне.
А то папаша Якобс считал, что Карл его тратит много. И настаивал, что достаточно просто смазать сковороду гусиным пером. А потом, после жарки, просто не мыть. Гениально!
Вместо украденного масла я опустила в горшок ошпаренный сто раз кипятком камень.
Бульк! — и масла снова стало столько же, как и было.
— Учись, студент! — гордо сказала я.
— О-о-о! — благоговейно протянул Карл. Будто я ему показала невероятный фокус. — А ведь и верно. Папаша только постучит, услышит, что горшок полон, да и успокоится на этом.
— Что ж ты до такой простой штуки сам не додумался! — укорила я его. Мы снова закрыли горшок тканью и навязали узелков на бечевке, чтобы папаша Якобс ничего не заметил. — Тебе надо бы быть похитрее.
Карл тяжело вздохнул.
— Не умею я, — ответил он с простодушной грустью. — Папаша говорит, что я родился дураком.
— Сам он дурак, — сердито отозвалась я. — Столько продуктов загубил! Мука в камень слежалась. Масло испортилось. А он считает, что экономит?
— И все же, — задумчиво произнес Карл, — папаша с нас шкуру спустит за дрова. Погреться, конечно, хорошо. И оно того стоило. Но…
— Не спустит.
— А что мы ему скажем? Как оправдаемся? В кражу он не поверит. Да и не сумею я ему наврать…
— Меня держись, пацан. Не умеешь врать — ну и не берись. Я буду говорит, а ты только поддакивай. И все. Ты ж молодой хозяин! Работу мне задавал, я работала. Ну, идем, наварим похлебки.
Итак, блюдо дня — чечевичная похлебка с морковью и луком.
Дано: не ресторан, конечно, далеко не ресторан.
Но, пожалуй, надо относиться к этому заведению как раз наоборот. Как к самому лучшему ресторану города! Ведь какая у меня цель? Накормить клиентов как можно лучше, чтобы они захотели прийти еще.
И чтобы они заплатили деньгами,
Полагаю, и дрова-то они давали Карлу из жалости. По сути, крутится-то мальчишка тут один, а папаша его только дрыхнет да пьянствует…
— Карл, как сделать так, чтоб твой папаша проспал до вечера? — спросила я, промывая чечевицу.
— Я же сказал. Когда так тепло и хорошо, он спит непробудно.
— Должно быть, — проворчала я, — если он попадет в ад, то и не заметит этого. Проспит все вечные мучения!
— Это вряд ли, — философски заметил Карл. — В аду-то ему самогона не нальют.
— А, так еще и самогон нужен?
— Ну да. Он спит до тех пор, пока бутыль не опорожнит. Проснется — глотнет — и снова спать.
— А потом?
— А потом просыпается, а самогона нет. Тогда он спускается, проверяет, сделана ли работа…
— Поленья пересчитывает, — подсказала я.
Карл кивнул.
— Масло проверяет, муку и крупу, — продолжил он. — Обедает и дает мне монетку-другую, чтоб я принёс ему еще самогона.
— А где он берет монеты, если платят вам поленьями?
Карл пожал плечами.
— Вот этого я не знаю.
— Тайник есть у него?
— Это вряд ли. Я убираюсь в его комнате, я знаю там каждый камешек в кладке. Нет там тайника.
И однако, где-то же папаша Якобс деньги берет… За меня вот парой серебряных заплатил. Интересненько.
— Карл, скажи мне как художник художнику: ты рисовать умеешь?
— Чего?! — Карл поднял голову от лука, который чистил. В его больших наивных глазах стояли слезы.
Лук хороший был, сочный, ядреный. Так и хрупал под ножом, тек прозрачным луковым соком.
— Я не художник, — осторожно напомнил мне Карл, глядя на меня, как на шибанутую. Наверное, подумал, что я медленно съезжаю с катушек. — И ты тоже.
М-да, это явно не тот человек, который смог бы оценить мою шутку.
Все время забываю, где я. Это очень странно — чувствовать себя одновременно и Аделью, проданной женушкой непутевого игрока, и… не Аделью. А практически без пяти минут шеф-поваром элитного ресторана!
— Ничего, — произнесла я, отнимая у него нож и корзинку с луковицами. — Найди доску покрепче и пошире, отмой ее хорошенько, и углем на ней нарисуй тарелку с дымящимся супом. Сумеешь?
— Эта подойдет?
Карл указал мне вполне себе приличную стойку-штендер, висящую на стене. Я ее не заметила, потому что она была равномерно пыльная и сливалась с окружающим ландшафтом.
М-да, этой таверне не помешает генеральная уборка…
— Это то, что нужно! — заверила я мальчишку. — Ну, а рисовать-то ты сможешь?
— Да, — легко ответил Карл. — Помню, матушка рисовала на ней и чашки, и тыквы. И меня немного учила. И писать тоже! Но это умение вряд ли пригодится, здесь читать никто не умеет.