Жена на продажу, таверна на сдачу
Шрифт:
— Чего пожелаете, Бъёрн?
— Ы!
— Как обычно, — перевел Карл, вылизывая миску. — Горяченькой похлебки перед работой.
Я тотчас метнулась к печи, на которой все еще побулькивал мой суп.
— Первая тарелка за поленья, — игриво произнесла я, наполняя миску едой и доливая в нее сливок. — Вторая за деньги.
— Ы, — равнодушно ответил Бъёрн, пожимая плечами.
Он не понял, к чему ему эта информация. Обычной порции варева Карла ему было достаточно, а за мои прелести
— Характер выдержанный, нордический, — пробормотала я. — Скорее всего, женат…
Но ему, разумеется, я ничего такого не озвучила. А только мило улыбнулась.
— Приятного аппетита! — я сыпанула горкой сухарей ему в суп и поспешно отнесла миску ему.
У Бъёрна была своя ложка. Большая, вырезанная из дерева. И он обстоятельно облизал ее перед использованием со всех сторон.
Затем придвинул миску к себе, помешал ею порядком посветлевший от сливок суп, и принялся есть.
Но что-то пошло не так.
С каждым глотком его брови карабкались все выше и выше, сдвигая со взмокшего лба шляпу все дальше на затылок. Глаза его становились все шире и шире, а рука работала ложкой все чаще.
Звон ложки о миску был похож на галоп маленького пони.
— Что…— хрипло выдохнул он, наконец, в рекордно короткий срок управившись с похлебкой. — Что это такое?
О как. И говорить умеет.
— Как что? — притворно удивилась я. — Чечевичная похлебка!
— Еще! — решительно потребовал Бъёрн, утерев ручищей усы.
— За деньги, — мягко, но непреклонно напомнила я с вежливой улыбкой. — Два медяка!
Берн полез куда-то за пазуху и долго там копался. Затем вытянул на свет божий кошель, перетянутый шнурком, и из него ловко выкинул две монеты. Которые я с неменьшей ловкостью поймала.
Шумно ахнул Карл.
— Что же ты смотришь, Карл, — сладко проворковала я. — Угощай нашего гостя!
И с загадочной улыбкой уплыла на кухню.
Дверь снова открылась, и в таверну зашло сразу несколько посетителей. Вот так улов!
— Ы-ы-ы! — ту же завопил Бъёрн, спеша поделиться новостями. Он так махал руками, что вновь пришедшие подошли к нему с опаской.
Но все же осмелились.
Склонились к его тарелке, подозрительно нюхая варево.
Расторопный Карл уже тащил миски, и я, вылив сливки в котел, размешала их там как следует. А упаковку отправила в печь, в огонь.
— Первая миска за дрова, — повторила я, наполняя подставленную посуду похлебкой. — Вторая за деньги!
— Еще! — выкрикнул несдержанный Бъёрн, звонко прихлопнул ладонью по столу пару монет.
Я улыбнулась ему как можно более нежно и приветливо и перевела дух. Ну, слава богу! Папаша Якобс получит обратно свои поленья,
Очумевший от радости Карл сгреб медяки и помчался наливать ему еще супа.
И только тут до меня дошло…
А ГДЕ Я ВЗЯЛА СЛИВКИ?!
***
Эта мысль окатила мои нервы кипятком.
А?!
Где я взяла сливки?!
Я рванула к печи, распахнула дверку в ее пылающее нутро…
Но там было лишь всепожирающее пламя, алые угли и рдеющая зола. Упаковка, если она и была, сгорела дотла.
На миг мне показалось, что голова моя отделяется от тела и кубарем катится в угол, а мир вращается перед глазами.
Я чуть в обморок не упала, понимая, что со мной произошло то, чего не могло произойти.
От волнения я присела прямо у печки. Спрятала пылающее лицо в ладонях.
Я как-то справилась с тем, что в голове у меня двоится, с тем, что я попала сюда из какого-то другого мира. Ну, или что у меня крыша поехала от горя — шутка ли, муж-игрок! Пустил по миру!
Я просто заставила себя об этом не думать. Чтобы окончательно не свихнуться.
В конце концов, это раздвоение личности можно объяснить сильным стрессом. Это всего лишь мысли, сны, галлюцинации, фантазии. Их нельзя пощупать!
А пакет с первосортными сливками — можно.
И попробовать с похлебкой тоже можно. Вон она, подбеленная ими, жирно блестит в мисках!
Но сливок не должно было быть в обшарпанном шкафчике папаши Якобса!
Немного успокоившись, я взяла себя в руки и попыталась восстановить в памяти события.
Итак, горячая похлебка в миске Карла дымится. Она жирная, насыщенного оранжево-красного цвета. Приятно и тонко пахнет вареным чесноком.
Я вспоминаю о сливках. Понимаю, что их в похлебке не хватает, и решают добавить.
Представляю себе упаковку. Белая такая, гладкая, с синим логотипом.
Сливки в ней густые и жирные. Сладковатые. Прохладные. Самые лучшие.
Если налить в кружку этих сливок и отрезать горбушку белого, свежего, хрустящего, еще теплого хлеба, то можно зык проглотить — так это вкусно.
Все это проносится в моей голове вихрем. Я думаю об этом автоматически. Иду к шкафчику, открываю старенькую, потемневшую от времени деревянную дверцу. И просто беру сливки.
Они стояли там, дожидаясь, когда их возьму.
Будто наколдованные.
— Что за чертовщина тут творится?!
Я снова подскочила, снова бросилась к шкафчику и с видом убийцы распахнула его хлипкие дверцы.
Разумеется, ничего этакого там не было. Никаких сливок, и ничего необычного вообще.
Только грязноватые полупустые банки стоят рядком…