Женатый мужчина
Шрифт:
— А вы попытайтесь!
— Нет. Не сейчас.
— Я так люблю вас, — произнес Джон, — что… сексуальная сторона для меня не главное, но если существует причина, по которой между нами никогда не может быть близости, вы мне все-таки скажите.
Она повернулась и поглядела на него, в глазах у нее стояли слезы.
— Надеюсь, мы будем близки, — сказала она. — Если бы я думала иначе… ну, что мы не будем вместе… — Она не закончила фразы. — Пожалуйста, не спрашивайте меня сейчас ни о чем.
Он улыбнулся и поцеловал ее в щеку,
— Когда мы увидимся?
— Когда хотите.
— Тогда давайте пообедаем вместе в пятницу. Я рано освобожусь, и после обеда можно пойти погулять в парк.
— Отлично. С удовольствием. Давайте встретимся в «Пабе Бенуа», хорошо? Мне там понравилось.
На улице стояла тишина. Джон шагал по булыжникам, протрезвевший, со смешанным чувством досады и облегчения. Домой он добрался за полночь, и Клэр уже была в постели. Когда он лег, она шевельнулась. Он, по обыкновению, обнял ее, и она сквозь сон ответила объятием.
Глава восьмая
Терри Пайк, Джимми Стотт и еще трое обвиненных в ограблении почтового фургона и похищении сорока тысяч фунтов стерлингов предстали перед судом в Олд-Бейли в первых числах декабря. К тому времени Джон еще раза два-три встречался с Паулой Джеррард, они вместе обедали, или он заезжал к ней выпить, и если не говорили о своей — еще не утоленной — страсти, то обсуждали дело Терри Пайка.
Сначала Джимми Стотт не желал брать вину на себя и выгораживать приятеля. Его адвокат и Джон сходились во мнении, что улики совершенно очевидны, и поэтому ему выгоднее признать себя виновным, однако Джимми Стотт вопреки всякой логике был настроен оптимистично, такое бывает у этой публики: видя, как их приятелей с помощью юридических тонкостей оправдывают, они надеются, что кривая вывезет и их.
Однако на восьмой день слушания этот маленький хитрый крепыш неожиданно изменил позицию и признал себя виновным. То ли он почувствовал, что дело поворачивается не так, как ему бы хотелось, то ли Терри Пайк предложил ему более крупную сумму — о причинах можно было только догадываться, но Джону сообщили: Стотт готов выступить свидетелем в защиту своего друга. На десятый день процесса Джимми пересел на свидетельское место. Джон поднялся в своем парике и мантии, не забывая ни на секунду, что Паула наблюдает за ним с галереи для публики.
— Мистер Стотт, — начал он. — Я защищаю мистера Пайка.
— Угу… Знаю.
— Вы дружите с мистером Пайком, не так ли?
— Угу.
— И давно?
— Не-а. Мы встретились с ним в одной…
— Меня не интересует, где вы встретились, мистер Стотт, а как давно вы знакомы?
— Полгода. Ну да, шесть месяцев.
— Знаете ли вы еще кого-нибудь из обвиняемых по этому делу?
— Не-а. Никогда прежде не встречал.
— Ни одного?
— Не-а.
— Инспектор уголовной полиции Грин
— Угу. Мне.
— И дубинка?
— Угу.
— И чулки?
— Угу.
— Оба чулка?
— Угу.
— И все пятифунтовые банкноты?
— Угу.
— Они принадлежали вам или, вернее, это вы принесли их в квартиру?
— Угу.
— А Терри Пайк видел все это?
— Не-а. Их же взяли под замок.
— Знал ли он что-нибудь об этих вещах?
— Не-а.
— Имел ли Терри Пайк какое-либо отношение к ограблению?
— Чего это?
— Знал ли он, что вы собираетесь грабить фургон?
— Не-а.
— Знал ли он после ограбления, что вы грабили фургон?
— Не-а. Я же сказал вам, ничего он не знал.
— Благодарю вас, мистер Стотт, — сказал Джон. — У меня больше нет вопросов.
Джон сел. Поднялся, прокурор. Лицо его было бесстрастно. Джон пытался разглядеть, что за этим кроется — рад ли его коллега возможности подвергнуть перекрестному допросу свидетеля, который признал себя виновным в преступлении, или же раздражен тем, что один из обвиняемых может теперь выскользнуть у него из рук.
— Мистер Стотт, — начал прокурор. — Я восхищен тем, что вы сочли возможным — пусть даже в конце слушания — сберечь время суда признанием своей вины. Может быть, вы сбережете еще больше времени, рассказав, кто же, если не ваши друзья, помог вам ограбить фургон?
— Не знаю я, кто они. Первый раз их видел.
— Вы отправились грабить фургон с людьми, которых первый раз видели?
— Так я ведь только водитель. Встретил я того старика в закусочной, а он и говорит, что ему, мол, нужен водитель…
— В какой закусочной?
— Не помню.
— А поможете ли вы полиции опознать этого человека?
— Да я и не запомнил его личность, по-честному говорю, нет.
— Допустим. И тем не менее вы совершенно уверены — несмотря на наличие улик, — что в ограблении не участвовал никто из присутствующих здесь обвиняемых?
— Того старика из пивной тут нету, зря болтать не стану, не знаю, и все. Они же за мной сидели, и все в масках.
— А вы вели машину?
— Ну да. Другими делами я не занимался.
— Эти дела не для вас?
— Нет.
— И тем не менее минуту назад вы признались моему уважаемому коллеге, что дубинка, обнаруженная у вас на квартире, принадлежит вам?
— Угу. Она мне нужна. А то как же — на всякий случай…
— На какой случай?
— На случай, если худо придется.
— Понятно. То есть если б что-то пошло не так, вы могли бы пустить в ход свою дубинку?
— Не-а. Не обязательно. Я не такой.
— Но все-таки это ваша дубинка?
— Угу.