Женить нельзя помиловать
Шрифт:
– Я люблю тебя.
Тихое признание ударяет Драко в спину, почти сбивает с ног, неумолимо, как Авада. Он застывает, оглушенный этим шепотом. Рука соскальзывает с ручки, так до конца и не открыв дверь.
«Что еще ты придумала, Грейнджер? Новое непростительное? И зачем? Чёрт! Почему именно сейчас? Просто дай мне уйти. Не хочу ничего слышать! Я ничего не слышал. Ничего!»
Драко в оцепенении молчит – он так долго ждал этих слов, а сейчас, когда совместное будущее находится под угрозой, оказывается
«Вот она - дверь, - про себя.
– Перед тобой. Открой же её, болван!»
– Я люблю тебя, - долетает будто издалека, заставляя снова отмахнуться от ранящих душу звуков.
Голос звучит увереннее, должно быть, Гермиона больше не хочет или не может сдерживаться.
Драко решительно поворачивается, но отвечает глухо и отрывисто:
– Думаешь, сказала «люблю» - и я растаю? Ни хрена, Грейнджер! Слышишь? Ни. Хрена!
Слова, тяжелые, неповоротливые, словно камни, бьют по-больному, уничтожают веру и накрывают, как свинцовые плиты.
Гермиона не сдастся без борьбы. Ни за что. Никогда. Потому что хочет быть нужной, любимой, единственной...
«Ты - мой. Ты не уйдешь! Даже если мне придется вывернуть тебя наизнанку и вывернуться самой».
– Я люблю тебя, - ровно. Без истерики. Чуть громче, чем раньше. Грейнджер не отступает, не смотря ни на что, ищет брешь в жесткой обороне Малфоя, ощетинившегося словно еж, надежно спрятавшегося в броню напускного равнодушия. Но Гермиона видит насквозь эти жалкие попытки остаться невозмутимым – ведь внутри Драко всё пылает. От обиды. Гнева. Радости.
– И что с того? Вот мне любопытно, ты молчала так долго, чтобы признаться именно сейчас? – усмехается Малфой, еще больше растягивая слова. Знает, что подобная привычка особенно бесит Гермиону. – Выходит – тебя надо бросить, чтобы услышать эти три слова? Почему я должен доказывать, что имею право быть рядом вот только таким способом - изводя друг друга?!
Гермиона не обращает внимания на его подначивания – чувствует, лёд тронулся. Может быть, теперь Драко поймет и простит её. Но сначала выскажет всё, что наболело.
– Не надо никому ничего доказывать, - мягко, успокаивающе, шепчет она, подходя ближе. Потому что так хочется стать снова ближе. – Пойми, наконец, я люблю тебя.
Он очень хочет поддаться, но простить ее сейчас – значит, принять правила игры Грейнджер. Будто случившееся – пустяк. Досадное недоразумение. Если не решить проблему незамедлительно - дальше станет хуже. И уже ничего нельзя будет исправить. Ее «я сама» должно остаться в прошлом. Теперь и навсегда – только мы! Драко нравится ее сила духа и самообладание – иначе они бы не смогли быть вместе. Но, черт возьми, кто из них двоих мужчина? Гермиона должна зарубить себе на героическом носу и вдолбить в безобразно
Но как же сложно сопротивляться шепоту! Глазам... Собственным мыслям... Не железный же, в конце концов!
И, с трудом сбрасывая наваждение, Драко саркастически выгибает бровь:
– Ты нашла самое подходящее время, Грейнджер! Почему сейчас?
Он бросает слова, не задумываясь. Как будто давно собирался сказать, но сдерживался. А в это мгновение его будто прорвало:
– Не полгода назад, когда ушёл после первого "нет"? – тихо.
– Не вчера, на столе, умоляя "еще"? – громче.
– Не сегодня в кабинете? – на несколько тонов выше.
– Столько раз стонать подо мной и промолчать в главном? – Драко уже не кричит, почти хрипит, и от этого становится страшно. Потому что он действительно раньше думал, что для неё их отношения – просто секс. Привычка. Поиск острых ощущений. Запретное удовольствие. Сомневаться во взаимности стало для Малфоя таким обыденным.
Гермиона замирает в полушаге, с трудом понимая, что он говорит. А Драко смотрит прямо на нее и уже не в силах остановиться:
– Почему не тогда, а сейчас?! Когда сделала из меня дурака! – кулаком о стену.
– Показала, что нас нет – только я и ты! – еще один удар.
– Когда нам обоим больно! – вместо удара - крепко сжатый кулак, будто пытаясь удержать боль. Не дать выплеснуться отчаянию.
– Какого хрена, Грейнджер?! – вспышка ярости сменяется ледяным тоном. – Какого хрена тебе оказалось легче обмануть меня, чем сказать эти три слова? Да просто признаться в этом самой себе!
Малфой прожигает ее глазами, испепеляя противное гриффиндорское всезнайство. Гермиона с трудом переводит дыхание – он прав, абсолютно и безоговорочно, это факт, с которым не поспоришь. Но… она сказала о любви, а Драко… злится. И грешить не на кого... Кроме себя.
– Я люблю тебя, мне больше нечего сказать, - говорит в пустоту – он всё равно не услышит. Или опять поймет по-своему.
Он отступает. Снова идет к двери. Не спеша. Не оглядываясь. Бездумно. Словно за ней решение проблемы. Небрежно бросает через плечо:
– Найди другой аргумент, Грейнджер, - ты же умная, – напоследок снова сарказм.
Почему?
Теперь уже Гермиона злится не на шутку – на себя, на Малфоя, на всю эту идиотскую ситуацию с кольцом. И она поступает не как разумная, уверенная в себе женщина, а как глупенькая маленькая девочка.