Женщина-генерал и старшая принцесса

Sheehozia

Но наложница Дэ не использовала сыновей, чтобы добиться благосклонности. Среди всех наложниц она занимала последнее место.

Наложница Дэ приблизилась к Ли Чжао со спины и набросила на его плечи черную накидку.

— Ваше Величество, сейчас середина осени, и ночь уже поздняя. Подумайте о своем здоровье.

Услышав ее голос, Ли Чжао немного смягчился. Он повернулся и сказал:

— На Сянь-эр напали, даже шицзы Пинъян Хоу, Ли Чжун, пропал. Как только узнаю, кто набрался смелости совершить подобное, сразу же зарежу его живьем.

Наложница Дэ горько усмехнулась

про себя. Нужно ли гадать, кто это сделал? Кто, за исключением его горячо любимых приближенных, мог вынашивать коварные замыслы против постоянно проживающей во дворце принцессы? Но наложница Дэ понимала, что следует говорить, и о чем лучше помалкивать.

Кроме того, она глубоко верила, что Ли Чжао не дурак. Какой глупец смог бы продержаться на троне? Маневры, которые они использовали сейчас, вполне могли быть повторением тех, которые Его Величество использовал в свое время. Наложница Дэ не думала, что Ли Чжао был совсем несмышленным, но и не возражала попритворяться дурочкой с ним.

Она легонько похлопала его по заметно вздымающейся от гнева груди. Глядя на его седые волосы, она утешала его:

— Ваше Величество должны позаботиться о здоровье. Эта наложница думает, что то, что их тела не нашли, — это хорошая новость.

— Мгм...

Ли Чжао держал наложницу Дэ в своих объятиях и смотрел на бронзовые фонари у входа в главный зал, задумавшись о чем-то.

Почти в то же время, даже не достигнув дверей дворца, новость о нападении на Ли Сянь распространилась на каждую префектуру.

Принц Ци, принц Чжу и принц Юн…

Они узнали о происшествии раньше всех.

Принц Ци прочитал отчет на шелковой бумаге и задумчиво улыбнулся:

— Как безрассудно. Отец-император, может быть, и стар, но не до такой степени бестолков. Неужели мои многоуважаемые братья не боятся последствий? — сказав это, он сжег отчет.

Ушуан Хоу приблизился и тихим голосом спросил:

— Господин, кому, в конце концов, понадобится убивать принцессу? Этот подчиненный не понимает. Вместо того, чтобы приложить столько усилий на расправу с принцессой, почему бы не устранить наследного принца? А принцесса — всего лишь женщина, которая никогда не станет кем-то большим, чем просто наложницей. К чему столько стараний?

— Хехе.

Принц Ци, Ли Чжэнь, усмехнулся, глядя на Ушуан Хоу, и покачал головой.

— Ушуан, просто уметь воевать недостаточно. Даже в мирные времена ты все равно должен шевелить мозгами. Хоть отец-император и стар, но еще не выжил из ума. Неужели ты думаешь, что он не знает об их кознях? Наследный принц совсем юн, но он все же законный наследник, разве это не равносильно смерти — бесчинствовать под носом отца-императора? Даже если им все сойдет с рук, они просто свалят вину на кого-то другого. Но покушаться на принцессу — совсем другое дело. Ты был прав в одном: как бы отец-император ни заботился о нашей сестричке, она просто дочь. Если у них все выйдет, отец-император пострадает, но все равно встанет на сторону своего сына, и на этом все закончится. Что касается наследного принца, то он потеряет единственного покровителя в лице сестры. Тогда у них будет достаточно времени, чтобы

все детально распланировать и разработать стратегию.

— Значит, для принцессы это не сулит ничего хорошего?

— Не стоит недооценивать мою многоуважаемую сестру. Я уже говорил, что если бы она родилась мужчиной, то несомненно стала бы наследным принцем. Неужели ты думаешь, что двое моих братьев способны остановить ее? Кто знает, что у нее на уме? Ее исчезновение и случайное спасение вполне могли входить в ее планы...

— Господин, этот подчиненный не понимает еще кое-чего. Императрица скончалась, а Вы, старший сын Его Величества, имеете выдающиеся боевые заслуги и уважение простого народа. Этот подчиненный считает, заполучение места на троне не является для вас недостижимым...

— Ушуан, однажды ты поймешь, что богатство и знатность подобны проплывающим перед глазами облакам и дыму*. Жизнь коротка, и нужно ловить миг наслаждения. Я люблю красавиц, а не территории.

— Но, господин, если бы Вы взошли на престол, какую на свете женщину Вы не смогли бы заполучить?

* проплывающие перед глазами облака и дым — (gu`oyny'unyan) — обр. в знач.: преходящий, мимолётный)

Принц Ци посмотрел на Ушуан Хоу и лишь улыбнулся, но ничего не ответил.

В ту ночь десятки посланников покинули столицу, взяв потреты Ли Сянь и Ли Чжуна, а также указ о смертном приговоре. Они мчались от зари до зари...

Тем временем Линь Ваньюэ гнала осла на запад, в город Лянь, в соответствии с планом Ли Сянь.

Линь Ваньюэ хлестала осла по спине маленьким кнутом, вспоминая о сказанном Ли Сянь. Она, наконец, поняла, насколько ограничен был ее кругозор. Слова Ли Сянь позволили ей прозреть. Она была так поражена и рада, узнав, что этот вопрос можно обдумать по-другому.

Линь Ваньюэ испытывала ни с чем не сравнимое восхищение перед Ли Сянь. В то же время ее сердце сдавила тоска. Она мечтала, что однажды станет такой же, как Ли Сянь. Мечтала о том, чтобы Ли Сянь дала ей больше советов, наделила ее знаниями...

Можно сказать, Ли Сянь дала Линь Ваньюэ новый смысл жизни, новое направление, которое Линь Ваньюэ считала наиболее подходящим для себя.

Путешествие продолжалось без разговоров. Ли Сянь сидела внутри повозки, которой управляла Линь Ваньюэ. Они следовали по небольшой дороге на окраине, которая вела в сторону города Лянь.

Проехав весьма длительное время, Линь Ваньюэ увидела вдалеке деревушку. Она подняла голову и посмотрела на небо.

— При...Сянь-эр, там впереди деревня. Как насчет того, чтобы переночевать там? Если поедем дальше, боюсь, нам придется ночевать в пустыне.

— Как посчитает нужным Фэйсин.

— Хорошо.

Линь Ваньюэ погнала осла к воротам, слезла с повозки, затем повела его внутрь, пока они не достигли центральной части деревни. Она привязала поводья к старому дереву, подошла к повозке с ослом и сказала:

— Сянь-эр, я пойду спросить, можно ли нам остаться на ночь, а Вы подождите в повозке.

— Мгм.

Линь Ваньюэ подошла к бамбуковой ограде двора и увидела седовласого старика, который сидел на скамейке и обмахивался веером.