Женщина в библиотеке
Шрифт:
Каин смотрит на наши сплетенные пальцы и, не отрывая от них взгляда, продолжает:
— Однажды он не пришел на ужин, позвонил и сказал, что был в баре. Но едет домой, потому что нам с ним нужно поговорить по-мужски. И я понял тогда… надо было снова убежать, но… мама… Короче говоря, я остался.
Он все еще смотрит на наши руки.
— Он вернулся, пьяный и злой. Тут же схватил меня и потащил в мою комнату. И я должен был осознать… В обычный день он бы выпорол меня прямо на месте. Он кричал о том, что я убежал, что я позор семьи, что весь отдел знает, как я торговал своей задницей по всему Бостону. — Каин пытается засмеяться, но у него не получается. — Я никогда не думал даже, что он решит, будто я выживал таким способом. И от неожиданности я не отрицал ничего… хотя, наверное,
Руки у Каина холодные. Я сжимаю его ладонь сильнее, стараясь согреть.
— Он кинул меня на кровать лицом вниз, левую руку загнул за спину. Я услышал, как он стягивает свой ремень, думал, что будет меня пороть. Он уже так делал — я бы вытерпел. А потом он начал снимать мои джинсы, и я осознал, какие у него планы.
Я издаю странный сдавленный звук. Мне плохо.
Каин смотрит на меня и пальцем стирает слезу с моей щеки. Только сейчас я понимаю, что плачу.
— Я пытаюсь вырваться, но отчим фунтов на сто тяжелее меня. — Каин медленно выдыхает. — Айзек научил меня держать под подушкой нож. Называл его «плюшевым мишкой» — говорил, что это единственная вещь, которая поможет против ночных гостей. Когда я вернулся, то продолжал спать с плюшевым мишкой. Я почувствовал, как хватка отчима ослабела, пока он возился с джинсами, и я вспомнил про нож. Смог достать его свободной рукой. Повернулся и ударил. — Каин слегка поворачивается, морщась от воспоминания. — Отчим отошел назад… издал какой-то булькающий звук. Я не понял, куда делся нож. Потом отчим упал, и я увидел, что нож торчит у него из шеи и повсюду кровь.
— Он умер?
Каин кивает.
— Потом приехала полиция.
— Почему они решили, что это была не самозащита?
— Потому что я спрятал нож под подушкой. А отчим был полицейским со множеством наград. — Каин уже не выглядит таким мрачным. И руки у него потеплели. — Когда дело дошло до суда, мне исполнилось шестнадцать. Меня признали виновным, я провел два года в колонии для несовершеннолетних, а на мой восемнадцатый день рождения меня перевели во взрослую тюрьму.
Наверное, я смотрю на него с ужасом… по крайней мере, я охвачена ужасом.
— Отсидел там еще пять лет, потом меня освободили условно-досрочно. К тому времени я окончил школу и изучал литературу по курсам Университета Северной Каролины. На свободе работал где придется и написал роман. — Он держит меня за руку и смотрит мне в глаза. — Фредди, я не хотел обманывать ни тебя, ни остальных, но подобными вещами не хочется делиться без причины.
— Но когда-нибудь ты бы рассказал?
Каин думает.
— Я не знаю. Возможно. Не уверен, что сожалею о содеянном, но мне точно стыдно. Я не жду, что люди поймут. У Уита самая большая проблема в жизни — это как не выпуститься из университета, а Мэриголд считает, что дорогие татуировки делают из нее панка.
— И есть я.
— Ты? — Он грустно улыбается. — Тебя я, кажется, пытаюсь впечатлить.
— Как ты нашел мистера Джейкобса?
— Поспрашивал в его обычных местах. Один из его собутыльников сказал, что Бу иногда ночует в лодочном сарае в Мэгазин-Бич. Я пошел туда. — Каин выдыхает. — Нашел его на берегу, лицом вниз. Подумал, что он просто в отключке, перевернул его, а у него горло перерезано.
— Боже мой!
— Он такого не заслужил, Фредди. Он был наркоман и пьяница, но… — Каин замолкает, пожимает плечами. — Я вызвал полицию.
— И тебя задержали?
— Да. Учитывая мое прошлое, все сходится.
— Но тебя отпустили, значит, поняли, что ты ни при чем.
— У них не было достаточных оснований для ареста, а задерживать навечно людей нельзя, так что да, меня отпустили.
Звонит телефон. Мэриголд. Сбрасываю звонок, но пишу ей сообщение, что работаю и перезвоню в перерыве.
— На случай, если она решит наведаться в гости, чтобы узнать, почему я не беру трубку.
Каин улыбается.
— Тут никаких «если». — Он закрывает глаза, открывает их снова. Под ними залегли тени. — Полагаю, полиция рассказала и Уиту с Мэриголд тоже, — говорит он зевая.
— Уит уже знал. — Я слезаю с дивана и забираю одеяло, сложенное на деревянном стуле у обогревателя.
—
— Да, он полагает, что свой долг ты отработал.
— Мне нравится Уит.
Я смеюсь и укрываю Каина одеялом.
— Что ты делаешь? — бормочет он.
— Ты устал. Прикрой глаза ненадолго.
— Тебе разве не нужен диван?
— Пару часов потерплю без него. Спи. Потом решим, что делать дальше.
Дорогая Ханна!
Передать не могу, как я рад вновь получить от тебя весточку! Прошло всего пара недель, знаю, но я боялся, что чем-то тебя обидел. Надеюсь, ты знаешь, что у меня никогда не будет таких намерений. Я так ценю нашу дружбу, наш общий взгляд и наше ремесло — я был в отчаянии от мысли, что больше не увижу твоих писем, что ненароком я оскорбил или расстроил тебя. Если бы не глобальный локдаун, я бы прилетел в Сидней, чтобы загладить свой проступок.
Я боялся, что, возможно, слишком увлекся жизнями твоих персонажей, чересчур восторженно предлагал свои идеи. Но ты уверяешь меня, что твое отсутствие является лишь последствием компьютерной неполадки. И я рад, что между нами все по-прежнему и что ты смогла вытащить свой драгоценный манускрипт из пропасти киберпространства. Я удивлен, что ты не сохраняешь копии своей работы в облако, но ты не первая, кто им не доверяет. Возможно, теперь, когда ты была близка к безвозвратной потере своего труда, ты рассмотришь опцию онлайн-хранения.
Итак, глава 19! Думаю, американцы скорее скажут «офицеры», чем «полицейские». Но это мелочь.
Мне нравится, что Каин Маклеод у тебя не просто монстр. Конечно, такие люди существуют, но травма из прошлого всегда интереснее в качестве мотива для убийства. Как говорила Мэриголд, даже у монстров есть причина. Так что симпатия к нему сделает дальнейшие его действия более шокирующими.
Вчера в Бостоне проходил марш. Я думал присоединиться, просто чтобы чем-то себя занять. Самое тяжелое в этой пандемии то, что она скучная. Только твои главы красят мою жизнь.
Уже смотрю на входящие в ожидании твоего письма.
Глава двадцатая
Каин спит почти весь день. На животе, засунув руку под подушку, будто и сейчас он тянется за ножом. Я сижу в кресле напротив, притворяюсь, что читаю книгу, а сама наблюдаю. Моя бдительность проистекает не из страха перед ним, а из страха за него. Ужас произошедшего тяжело принять — как он может оставаться таким спокойным, рассудительным, не ожесточенным? На его месте я бы не переставала кричать. А он спит так крепко.
Не забыл ли он, как целовал меня, как я целовала его?
Я ругаю себя за то, что думаю об этом после всего произошедшего. Эгоистичная мысль.
Сообщение от Мэриголд: «Все пишешь?»
Отвечаю: «Дай мне еще пару часов».
Открываю ноутбук в слабой попытке не казаться полной лгуньей. Слова меня удивляют. Я рассчитывала, что буду пялиться в пустой экран — что еще делать, когда на фоне реальности твоя история кажется блеклой и тривиальной? Но мой Красавчик начинает рассказывает мне о секретах, о боли и несправедливости. Крик, который соединил его с Героическим Подбородком и Девушкой с Фрейдом, повторяет молчаливый крик в его голове. Я понимаю, почему его тянет соединять нити в паутину истории, почему он не позволяет ей жить своей жизнью. Он понимает, возможно, лучше, чем я, что история может обернуться против тебя.
Когда я поднимаю взгляд, глаза Каина открыты, он смотрит на меня.
Я улыбаюсь:
— Здравствуй. Тебе получше?
Он медленно кивает.
— Который сейчас час?
Проверяю часы на экране:
— Почти пять.
Он садится.
— Прости меня, Фредди. Я собирался подремать всего пару минут.
Я встаю с кресла, потому что он слишком далеко. Потому что я хочу быть ближе. И когда я сажусь рядом с ним, он поворачивается и целует меня. Я удивлена. И я рада. Отдаюсь ему полностью, так страстно, что начинаю дрожать. Когда он отдаляется, прерывисто дыша, я протестующе вздыхаю.