Жестокеры
Шрифт:
4
Кое в чем насчет меня они все-таки оказались не правы. Случилось то, чего никто не ожидал. В первую очередь, я сама.
В жизни девочки-подростка, даже такой нескладной и неуклюжей, неизбежно наступает пора, когда она расцветает. Обычно это короткий период, всего год-полтора, когда ты словно вдруг озаряешься солнцем. И неважно, кем ты была раньше: пусть даже и жалкой безнадежной «уродиной», не вылезающей из больниц. Казалось, еще совсем недавно ты была именно такой – во всяком случае, это то, то ты привыкла о себе слышать. И ты почти привыкла себя таковой считать. Но что это? Вот ты глядишь в то же самое зеркало, на свое
Именно это случилось и со мной. На закате, когда солнце заливало комнату, не оставляя в ней ни одного неосвещенного уголка, я брала в руки небольшое круглое зеркало и в этих всполохах золотого, алого и розового изучала «новую себя». Уже не отчаянно и придирчиво, как еще год назад, а с удивлением любопытного исследователя.
«КТО Я?» – спрашивала я свое новое отражение, окрашенное закатным золотом.
На меня смотрел уже не тот нескладный бледный подросток, а девушка. Я видела, что сгладилась угловатость, черты лица стали более мягкими. Волосы потемнели: уже не светлые, а темно-золотистые. Исчезли синие тени под глазами. Сами глаза словно раскрылись, стали блестящими и яркими. Четкими линиями легли широкие светлые брови. Щеки уже не измождено-бледные, а розовые. В уголках губ появились какие-то мягкие таинственные тени. Я вспомнила, как выглядела еще год назад. В груди радостно подпрыгнуло сердце, и дыхание захватило от этого приятного открытия: я симпатичная! Нос только вздернутый и немного длинноват. Но ничего – и нос был «прощен». Поцеловав свое отражение, я, пританцовывая, прыгала по комнате. Сердце сжималось от волнения и какого-то радостного предчувствия огромного светлого счастья, что меня непременно ждет и очень скоро – в этом я не сомневалась.
***
Не только я сама заметила произошедшие во мне перемены.
Снова, после долгого перерыва приехала мамина троюродная сестра со своим мужем. В этот раз тетка впервые не сетовала на то, какая я худая и бледная. Осмотрев меня долгим оценивающим взглядом, она, чем-то сильно расстроенная, с внезапно испортившимся настроением, обиженно вскинула голову и спросила, когда же я выйду замуж. А теткин муж смотрел на меня какими-то странными глазами и пальцами нервно перебирал пуговицы своей рубашки.
– Что ты, ей еще рано об этом думать! – возмутилась мать. – Она еще ребенок.
– О замужестве думать никогда не рано, – нравоучительно парировала тетка. – Бабий век короток. И очень скоро станет поздно – и моргнуть не успеешь. А не найти мужа – это кошмар! Не выйти замуж – что может быть страшнее?
Я лишь улыбалась, глядя на свою странную тетю. Мне казалось смешным, что мое счастье зависит от какого-то мужа, от того, найду я его или нет. Ведь когда я вырасту, я смогу жить так, как я хочу: рисовать, петь, ездить в разные красивые города, дружить с интересными умными людьми – разве не это счастье?
Но надо сказать, что не одна моя тетка придерживалась подобных странных взглядов.
Казалось бы, давно прошла эпоха Средневековья, которую мы недавно изучали в школе. Но, как выяснилось, за прошедшие с тех пор века мало что изменилось в этом отношении. Сейчас я вам расскажу, как смотрели на замужество в годы моей юности. Замужеству не предполагалось быть результатом вашего желания
Мне дали понять, что замужество не должно зависеть от моего личного решения, планов, желания или нежелания, от того, встречу ли я человека, за которого захочу выйти замуж, и в каком возрасте произойдет эта судьбоносная встреча. Ведь не все же встречают такого человека в восемнадцать лет, не так ли? Это никого не волновало. Если подходил критический 25-й год, а любимого вы так и не встретили, надо было срочно что-то предпринимать: все равно выходить замуж, хоть за кого, да за первого встречного, лишь бы иметь право жить среди приличных людей и самой называться приличным человеком. Лишь бы на тебя не смотрели косо.
Именно тогда, в мои неполные четырнадцать, мне дали понять, что замужество – это то, что я непременно ДОЛЖНА. Причем даже не себе, а почему-то окружающим. И с этого же возраста меня начали пытать самым бестактным и самым тупым вопросом, какой только может изобрести человеческая глупость: а когда же замуж?
Подростком я считала все эти разговоры и намеки такими смешными, дикими и нелепыми, что даже не считала нужным что-то отвечать, тем более с кем-то спорить. Схватив со стола розовую зефиринку, я просто убегала в свою комнату, закрывала дверь, падала на кровать и заливалась смехом. Мне всего тринадцать лет! Какое замужество? За что? Человеку сначала надо пожить.
Надо сказать, что мои сверстницы не разделяли моих взглядов. Именно тогда и отсеялись мои немногие приятельницы из начальной школы. Разлетелись как шелуха, как пустые разноцветные фантики от конфет. Девчата выходили на тропу войны за любовь, и им теперь были неинтересны наши детские игры и занятия. Еще толком не созрев ни морально, ни физически, эти юные и пока еще совсем неумелые «хищницы» выходили на «охоту за женихами»: начинали ярко краситься, упаковывали свои еще не оформившиеся тела в мини юбки из искусственной кожи, облегающие короткие топики кислотных оттенков, из-под которых выглядывали пупы. Девицы мужественно вставали на умопомрачительные каблуки и платформы, начинали курить и нецензурно выражаться. Они словно не понимали, что выглядят глупо и жалко!
Моей же любимой одеждой были маечки, клетчатые рубахи и свободные рваные джинсы. Но почему-то именно этот «камуфляж», каким бы безопасным он мне ни казался на фоне всех этих призывных коротких юбок и чулок в сеточку, притягивал нескромные взгляды мне в спину. Как всегда, стараясь не замечать происходящего вокруг, я бежала домой со школы. Была весна, в голове у меня роились какие-то прекрасные образы. Они вертелись, кружились стаей, и уже готовы были приземлиться и оформиться в стихотворные строки, но окружающая действительность как всегда грубо вторглась в этот деликатный творческий процесс.
– Красотка!
Те самые двое отморозков с нашего двора все так же подкарауливали меня возле дома. Они подросли, чего нельзя было сказать об их мозгах. Они больше не обзывали меня уродиной. Зато говорили много других, очень мерзких и неприличных вещей.
«”Уродина” было лучше», – подумала я, стараясь пробежать мимо них как можно быстрее.
Я росла в маленьком городке и наслушалась много разных пошлостей, пока взрослела. Мать замечала, какими глазами смотрят на ее ребенка, и сходила с ума от беспокойства.