Жестокеры

Рува Алиса

– У нас не принято носить на работу такие платья.

Это сказала тощая невысокая женщина с сухим лицом и круглыми голубыми глазами, которые делали ее похожей на сову. Она тихо подошла ко мне со спины, от чего я невольно вздрогнула. Поправив складки своего платья, которое, к слову, было очень похоже на мое, она с надменным видом присела на свое место, сняла трубку и набрала какой-то короткий номер. Высокомерно на меня поглядывая, она начала тихо что-то нашептывать.

– Да, мне тоже так показалось, – громко сказала полная женщина за соседним столом. – Не

переживай: она здесь ненадолго.

Девушка в цветастом «деревенском» сарафане, рядом с которой меня посадили, тоже украдкой меня разглядывала. Но когда я поворачивалась в ее сторону, она тут же быстро отводила глаза. Когда я задавала ей вопросы, моя соседка отвечала как-то уклончиво или просто делала вид, что не слышит.

– У нас есть кухня, где можно обедать и пить чай в свободное время, – вместо ответа на очередной вопрос зачем-то сообщила мне она.

Мне было настолько не по себе, что я решила немедленно воспользоваться ее предложением.

На «кухне», над тарелкой с обглоданными скелетиками селедки, сидела крупная рыжеволосая женщина лет сорока пяти, с пережаренным в солярии телом и длиннющими искусственными ногтями кислотных оттенков. Ее не было в зале, когда директриса представляла меня коллективу. Женщина о чем-то болтала с каким-то парнем (как потом выяснилось, из службы доставки). Они хихикали, но когда я вошла, раздосадовано переглянулись и замолчали. Женщина удивленно уставилась на меня.

– Мы с вами еще незнакомы… – я запнулась под ее убийственно ледяным взглядом. – Я – новый сотрудник. Я вам не помешаю?

– Конечно, нет. Проходи! – ответил парень и подмигнул мне.

Сотрудница – ее звали Элла – опустила взгляд и выгнула брови. Ее нарисованные брови начинались у самых внутренних уголков ее глаз, словно срастаясь с ними, и резкими дугами расходились почти вертикально вверх – точь-в-точь как у девиц с мегащитов! – что придавало ее лицу выражение ошарашенности и брезгливого удивления. Я достала из сумки упаковку печенья. Сделав кислое лицо, Элла принялись жевать свой капустный салат, подчеркнуто медленно двигая челюстями. Я подняла бровь.

«Это что у них игра такая – «задави своим высокомерием»?»

Парень, сидевший напротив, то и дело переводил взгляд с меня на Эллу. Он еле сдерживал смешок. Вид у Эллы действительно был такой, как будто ей испортили аппетит. Я догадалась, что этот спектакль для меня.

– Вот! – я положила печенье на стол. – Можно попить чай.

Элла перестала жевать и уставилась на предложенное угощение с таким брезгливым видом, словно я положила перед ней на стол использованный подгузник. Парень прыснул со смеху.

На предыдущих местах работы мы с девчонками часто пили вместе чай. Угощать друг друга было в порядке вещей. И для меня было странно, что кто-то делает при этом такое лицо. Я хотела тут же встать и уйти, но поняла, что это будет выглядеть глупо. Я раскрыла упаковку печенья и встала, чтобы налить себе чай. На кухне воцарилась мертвая тишина. Слышно было только, как Элла медленно работает челюстями. С чашкой чая я присела за стол, проклиная себя за то, что вообще

сюда пришла. Элла не поднимала на меня глаза и ничего не говорила. Но ее необъяснимое, непонятное презрение я чувствовала кожей. Она источала его всем своим телом. Своими до предела вытянутыми вверх бровями – вот-вот оторвутся и вылетят с ее лба. Я тогда еще не знала, что именно такое лицо она будет делать каждый раз при виде меня. Я почувствовала себя каким-то грязным и паршивым зверьком. Не допив чай и вылив остатки в раковину, я вышла из кухни.

– Ты в следующий раз не заходи на кухню, когда там обедает Элла, – сделав страшное лицо, предостерегла меня девица в цветастом сарафане. – Она у нас любит обедать одна, чтобы ее никто не беспокоил. Чтобы ты знала, она уходит на кухню сразу, как приходит на работу. И сидит там около часа. Просто в это время не заходи туда. Кха-кха!

Я удивленно уставилась на эту девицу. Не ожидала, что у нее такой смех. Как будто лягушка квакает. Я не стала напоминать ей, что она сама отправила меня попить чайку, наверняка зная, что эта странная Элла как раз там, на кухне. Вскоре, умяв свой капустный салат, Элла царственной походкой вышла в зал. Она покосилась на меня, но тут же презрительно отвернулась и стала ловить глазами взгляды своих товарок. На их лицах появились странные улыбочки.

Рабочий день продолжался. Со своего места я поглядывала на своих новых коллег. Эти надменные девицы сидели с такими лицами, словно делали мне одолжение, мученически терпя мое присутствие. Они смотрели на меня с одинаковым выражением праведного возмущения, словно один мой вид оскорблял все то возвышенное, светлое, чистое, что в них было. Пробегавшая мимо директриса с любопытством вглядывалась в мое лицо. Я думаю, впечатления этого дня были написаны на нем.

– Милая, а что с твоим лицом? – поинтересовалась она, но при этом улыбнулась довольной улыбкой.

Я посмотрела на нее и проглотила ком в горле.

– Все хорошо.

В самом деле: не стану же я ей жаловаться, что толстая усатая женщина за соседним столом словно аппарат МРТ просканировала все мое тело, девица справа от меня, в цветастом сарафане, какая-то странная, а Элла едва не подавилась капустным салатом – так усиленно изображала презрение. И вообще я не понимаю, куда я попала и что здесь происходит!

– Ты уверена, дорогая?

Я молча кивнула.

– Ты обращайся ко мне, если что не так. Если тебя что-то расстраивает, ущемляет, огорчает. Если тебе что-то не нравится. Договорились?

Я машинально кивнула, изо всех сил стараясь не расплакаться.

Не знаю, как я продержалась этот день, но дома слезы вырвались на волю. Я сама от себя такого не ожидала – ревела, как девчонка! Осознание неправильно сделанного выбора – а это было совершенно очевидно – обрушилось на меня со всей своей ясностью. Я сама не понимала, откуда у меня взялись столь бурные эмоции. Просто какое-то дурное предчувствие, ощущение какого-то обмана как будто сбило меня с ног…

***