Жезл маршала. Василевский

Золототрубов Александр Михайлович

— Куда же ты едешь, сукин сын! — возмутился Василевский. — Нас чуть не угробил и сам порезался о стекло. Да тебя надо судить, лихача!

Он кое-как снял плащ, и на плечах кителя старший лейтенант увидел погоны маршала. Он выхватил из кобуры пистолет и протянул его Василевскому:

— Возьмите пистолет и расстреляйте меня! — Он стоял бледный, пистолет дрожал в его руках. — Я командир фронтовой роты разведки, товарищ маршал. Мы только что вернулись с боевого задания, взяли двух «языков» и выпили за удачу. А тут приказ снова ехать, ну и... — Он развёл руками. — Я виноват, и вы вправе меня расстрелять.

«Врёт

или говорит правду? — невольно подумал Василевский. — Да нет же, вроде правда...»

— Пистолет положите в кобуру, — приказал он. — А теперь отправляйтесь в свою воинскую часть и доложите о ЧП своему командиру.

— Слушаюсь, товарищ маршал! — срывающимся голосом ответил офицер. — Я так и сделаю. Спасибо!..

Ударом в бок Василевскому сломало два ребра — об этом он узнал уже в Москве от врача, который сделал рентген, но в госпиталь, несмотря на его уговоры, Александр Михайлович не лёг. Две недели лежал в Управлении фронтом, пока врач не разрешил ему снова выезжать в войска. Тогда же выяснилось, что старший лейтенант действительно командовал фронтовой ротой разведки, был храбр, смел, не раз отличался в боях. И всё же командование решило отдать его под суд военного трибунала. Шутка ли, из-за него пострадал маршал, член Ставки и заместитель наркома обороны!

— Этот старший лейтенант хорошо воюет? — спросил Василевский, выслушав доклад начальника Особого отдела.

— Очень хорошо, товарищ маршал. И нарушений у него раньше не было.

— Надо ли его судить? — Василевский с укором покачал головой. — Рёбра мои заживают, дело идёт на поправку... Нет, судить его не надо... — тоном приказа добавил Александр Михайлович. — Пусть бьёт фашистов!

Наутро старшего лейтенанта освободили из-под стражи, а в ночь он снова ушёл на задание в тыл врага и блестяще, как выразился командир полка, выполнил поставленную задачу. Позже старший лейтенант совершил ряд вылазок со своими разведчиками, за что был удостоен звания Героя Советского Союза. Придя домой, Василевский сообщил об этом жене.

— Нет, не зря я приказал не судить офицера, Катенька. Не ошибся я в нём.

— Ему просто повезло, этому разведчику, — возразила жена.

— Не скажи. — Александр Михайлович покачал головой. — Трус не даст тебе в руки своё оружие и не попросит расстрелять его. На такое способны лишь гордые люди, для которых честь превыше всего!.. Да, чуть было не забыл. Я заказал билеты в Большой театр на завтра. Ты же хотела пойти на новый спектакль?

Она одарила его поцелуем и тихо молвила:

— Спасибо, Саша. Я так давно не была в Большом театре...

Ночь прошла спокойно. А утром его срочно вызвал Сталин.

— У Жукова случилась заминка, надо посоветоваться, — бросил он в трубку.

У Георгия Константиновича уже одна «заминка» была. 31 января Сталин получил от него депешу: в ней Жуков докладывал об угрозе наступления немецких войск из Восточной Померании. «Если левый фланг Рокоссовского будет продолжать стоять на месте, — писал маршал, — противник, безусловно, предпримет активные действия против растянувшегося правого фланга 1-го Украинского фронта. Я прошу приказать Рокоссовскому немедленно наступать 70-й армией в западном направлении, хотя бы на уступе за правым флангом 1-го Белорусского фронта». Жуков просил также обязать Конева быстрее выйти на

реку Одер. Прочитав телеграмму, Верховный вызвал Василевского.

— Завтра я уезжаю на Ялтинскую конференцию и беру с собой вашего заместителя Антонова, а вы сами решите просьбу своего друга Жукова. Вот вам его телеграмма. — И он отдал начальнику Генштаба листок.

Это было в начале февраля, а сейчас на календаре вторая половина февраля. Сталин вернулся с Ялтинской конференции. Что же его встревожило теперь?..

Верховный сидел за столом, читал какую-то бумагу и курил трубку. Поздоровавшись с Василевским, кивнул ему на рядом стоявший стул:

— Садитесь! — И после паузы озабоченно продолжал: — По войскам Жукова немцы из района Штаргарда нанесли удар. И удар весьма ощутимый. Войска фронта отступили на восемь-десять километров. И случилось это в тот момент, когда фронт проводил перегруппировку. Ему мог бы помочь Рокоссовский, но мы условились, что до двадцать четвёртого февраля он развернёт свои 19-ю армию и 3-й танковый корпус на левом крыле 2-го Белорусского фронта, чтобы ударить по врагу в направлении Кезлина, потом выйти на побережье Балтийского моря, разрезав померанскую группировку врага. А Жукова Ставка обязала начать наступление девятнадцатого февраля, его задача — отбросить противника, перерезать его коммуникации на запад, чтобы его сосед скорее выдвинулся к Штеттину. Но немцы нас упредили! — Сталин загасил трубку и подошёл к висевшей на стене карте, взяв тонкую указку. — А вот тут, — показал он место на карте, — части 2-й немецкой армии... Догадываетесь, что они могут сделать?

— Ударить во фланг и тыл нашим армиям, направленным на Берлин!

— Вот именно во фланг и тыл! — горячо воскликнул Сталин. — Надо нам быстро что-то предпринять.

— Ситуация, разумеется, не из лёгких, но выход есть — перейти к обороне по всему фронту!

— И на Одере? — уточнил Верховный.

— И на Одере! Не менять же нам задачу Рокоссовскому! Как решила Ставка, так и пусть начнёт он наступление двадцать четвёртого февраля.

«Умён чертовски, сразу нашёл выход, словно сделал ход королём!» — подумал о Василевском Сталин. И негромко обронил:

— Жуков тоже предложил перейти к жёсткой обороне. Говорит, до наступления войск 2-го Белорусского фронта он измотает врага, а потом и сам нанесёт удар. — Он ткнул указкой в карту. — Важно группировку немцев в Восточной Померании отрезать от остальной Германии и уничтожить её. Идея Жукова хороша, но не затянется ли наше наступление на Берлин? Время нам терять никак нельзя и затягивать войну не в наших интересах, — жёстко добавил он. Глаза его сузились, заблестели. — Что нам скажет Генштаб?

Стул под Василевским скрипнул, он поднялся из-за стола и глухо произнёс:

— Неделя дела не решит, Иосиф Виссарионович, а переход к активной обороне на Берлинском направлении даст нам возможность выделить значительные силы для разгрома немцев в Восточной Померании!

«Логика в его словах есть», — подумал Сталин. Он какое-то время молчал, глядя на карту, словно искал в ней ответа, потом также негромко произнёс:

— Надо ещё поразмыслить, пока товарищ Жуков пришлёт в Ставку свои соображения. Возможно, мы их одобрим. — И после паузы уже твёрдо добавил: — Да, мы их одобрим! Так вы идёте в театр? — вдруг спросил он.