Жила-была девочка, и звали ее Алёшка
Шрифт:
— И ты, писательница, свою рюмку давай, хватит тут глазами хлопать, будто ожившая мумия. Не время скромничать, включайся в общение — в конце концов, это благодаря тебе мы так весело и славно сегодня собрались.
Молча проглотив шпильку в свой адрес я, как того и требовал Вадим, подвинула свой бокал в общий круг. С каждой новой порцией коньяка я надеялась хоть немного опьянеть, но из-за сильнейшего нервного напряжения алкоголь не действовал на меня. Ситуацию нужно было исправить любым способом, хоть двойной, хоть тройной порцией сразу.
— Мне побольше, пожалуйста, —
Взгляды, которые тут же устремили в мою сторону Марк и Вадим, заставили меня почувствовать себя ничтожнейшим существом из ныне живущих. Но наблюдать за происходящим трезвыми глазами было выше моих сил.
Именно эту мысль беспощадно подтвердил Вадим, щедро наполняя бокал:
— Что, тоже напиться вдрызг захотелось? Видать наша теплая компания вызывает в тебе слишком противоречивые чувства, без ста грамм не обойдешься? Или двухсот? А может, трехсот?
— Я думаю, достаточно, — подал голос Марк, подкрепляя свои слова предупреждающим жестом. — На двухстах и остановимся, — на этом месте он впервые с момента появления обратился прямо ко мне и ободряюще улыбнулся. — Эй, ну что ты? Все в порядке, Алеша. Все на самом деле в порядке.
На миг все остальное перестало существовать — я видела только его глаза, в темной глубине которых не было злости или раздражения из-за того, что наша встреча вышла совсем не такой, как мы планировали. Марк тоже скучал по мне, безумно скучал, и только сейчас я поняла, чего ему стоило сохранять эту выдержку.
«Подожди, — казалось, говорил его взгляд. — Скоро все это закончится, и останемся только мы. А пока просто подожди. И будь спокойна.»
Повисшую за столом паузу, во время которой мы сказали друг другу так много, разрушило появление официанта, принесшего, наконец, приборы.
— А со стулом можете не торопиться, — иронично заметил Марк, глядя, как суетливо тот расставляет на столе тарелки и рюмки. — У нас тут почти фуршет. Стоять, оказывается, даже лучше, чем сидеть. Все происходящее хорошо видно. Коллеги ваши? — отстраненно поинтересовался он у Вадима, окидывая взглядом зал, в центре которого, делая замысловатые пасы руками, танцевал шаманский танец неукротимый Зоран, а парочка гостей, задушевно обнимаясь, успели придремать на плече друг у друга. — Гордитесь ими, наверное?
По четко обозначившимся желвакам на лице Вадима стало понятно, что счет снова сменился: два — один, в пользу Марка.
Я все не могла понять — как они так быстро раскусили друг друга, интуитивно прочувствовав и нанося удары в самые уязвимые места? Ведь Марк не мог заранее знать об ахиллесовой пяте своего невольного противника. Только мне было известно, с каким неприкрытым отвращением Вадим относится к творческим эскападам от пресыщенности, раздутого самомнения и хвастливой гордыни коллег, с каким неизменным сарказмом отзывается о подобных привычках.
Вот и сейчас, метнув в Марка один из самых уничижительных взглядов, он лишь угрюмо хмыкнул и снова поднял свой бокал, явно не намереваясь заострять внимание на вопросах, которые ему не
— Горжусь-не горжусь, не важно. Под новый год мне в последнюю очередь хочется забивать голову подобной хренью. Я, Марк, знаешь, в чем-то традиционалист и сегодня хочу напиться, а не разводить демагогию. Поэтому ограничусь банальными тостами — давай, за новое счастье, новую жизнь и за все новое! Перемены — это то, что делает нашу жизнь интересной и не дает совсем окаменеть. Побольше перемен всем нам в наступающем году. Хороших и разных! — и он резко опрокинул рюмку, снова глядя куда-то поверх наших голов.
— Мы пьем не чокаясь, — прошептала я Марку, поднося к губам свой бокал и, как когда-то Ярослав, знакомя меня с собственным куратором, лишь пожала плечами — дескать, ну вот такие у нас порядки, спорить бесполезно.
В отличие от Вадима, почти полностью осушившего бокал, Марк едва пригубил свой напиток, и незаметным движением отобрал стакан у меня, не дав таким образом осуществить желаемое — наконец-то захмелеть, чем сильнее, тем лучше.
В очередной раз подбежал официант — на этот раз со стулом, и мы смогли, наконец, присесть. Во всем происходящем мне по-прежнему чудился некий оттенок сумасшествия, однако, мои собеседники предпочли, как и раньше, делать вид, что все хорошо и придерживались тона светской беседы.
— Кстати, о коллегах, — с новым настроением, явно подхлестнутым коньяком, вернулся к теме Вадим. — Моих ты видал, не скажу, что цвет нации, но брат наш писака со стороны часто смотрится форменным идиотом. А что ты за человек такой, Марк? Я о тебе совсем ничего знаю. Кем работаешь? Что любишь?
— Я юрист, — уклончиво ответил Марк, сразу же приступая к распределению салатов и закусок по тарелкам и превращая нашу творческую попойку во вполне приличное застолье.
— Юрист? Забавная профессия в стране, где судьи продаются и покупаются, как килька в томате, а адвокаты с особым рвением насилуют то, что даже законом назвать нельзя.
Два — два, счет снова сравнялся, автоматически заметила я, чувствуя сильнейшую усталость. Как никогда ясно, я вдруг поняла, что в этом вечном споре мне суждено быть лишь молчаливым наблюдателем, которого совсем не берут в расчет и кто никак не влияет на происходящее.
Реакция Марка была схожа с реакцией Вадима на шпильку о присутствующих гостях. И, точно так же, как Вадим, он предпочел сохранять спокойствие, сухо уточнив:
— Я не имею отношения ни к судейству, ни к адвокатуре.
— Да ты что? — Вадим с явным удовольствием продолжил расстреливать противника вопросами. — Тогда что же — офисный планктон? Нотариальная контора, романтика бумажек и пыльной бюрократии? Наверное, каждый твой день не похож на предыдущий и полон таких приключений, что книги писать можно?
— И снова мимо, — Марк сдержанно улыбнулся, опять отодвигая от меня рюмку, к которой я потянулась, не дожидаясь очередного тоста. — Выражаясь вашим языком, я… — он на секунду задумался, — прокурорская сволочь и цепной пес государства, в котором творится бардак и беззаконие. Вот чтобы такого было поменьше, я и…