Житие архиерейского служки
Шрифт:
– Гунтер, покажи папу, – повторил генерал.
– Доброе утро, папа, – ответил ему мальчик. – А показывать на себя вы запретили.
Мальчик, измазанный и трехлетний, – доказательство неполное.
– Прошу вас раздеться, – настаивал Бычков.
Тут генерал снял со стены карабин и сказал:
– Господа, я вас сейчас перековеркаю вот этим прикладом.
Увидя это, лекарь и полиция отступили.
Действие как будто остановилось.
Генерал жил по одной стороне Ветреной улицы, генеральша – по другой, и Полянский ходил в гости
Благополучное и безмятежном житие Гавриила Ивановича Добрынина
Правда, за казенный мачтовый лес, пропущенный по Двине под видом помещичьего, получил Добрынин только четвертую часть взятки, а именно двадцать червонцев и потом еще семьдесят пять рублей, и то ассигнациями. Правда, комиссия по продаже казенного леса господина Пассека тоже прошла не гладко, но зато хорошо прошла история водочная.
Водка вообще играла в наместничестве роль политическую.
В торговле водкой соревновалось старое дворянство с дворянством чиновническим, новопроизведенным, которое не имело права водкой торговать по закону, весьма обширному, 1765 года.
Соревновались в водке, то есть в торговле ею, евреи с дворянством, и даже предлагал господин Пассек всех евреев из Белоруссии выселить по причине их недобросовестной конкуренции с дворянством.
Добрынин водкой сам не торговал, помня хорошо пункт 6 указа 1765 года:
«Которые же люди не из дворян, а состоят в службе нашей в чинах офицерских, но дворянским правом пользоваться по законам им не позволено, таковых за первый раз корчемства лишать чинов и исключать из службы, а за второй раз посылать на поселение к казенным горным работам».
Но было дело деликатнее.
И менее опасное.
По законам позволено было делать водки на манер французских, то есть фруктовые или виноградные.
Заводчики такой водки обязаны были доставлять ее казенным палатам для испытания через медиков, а палата имела обязанность каждый штоф запечатать, взыскавши пошлину.
И был в Белоруссии господин Аугсперг, граф германский, подданный италиянский, житель белорусский.
Представил он водки на пробу – водки были желтые, зеленые, белые, ликерные, пуншевые.
Водки эти уже были разосланы не только в палату, но каждому чиновнику на квартиру.
Была карикатура старинная.
Австрийский император ест Голландию, представленную в виде сыра, а король прусский смотрит из-за его плеча и говорит: «И я люблю сыр голландский».
Добрынин любил сыр всяческий, а тут ему водки даже не прислали. Но в то же прекрасное утро, когда чирикали воробьи и удивлялся георгиевский кавалер генерал фон Бринк, явился к Гавриилу Ивановичу стряпчий Целиковский.
– С водкой, – сказал он, – можно сделать дело.
– А как же, ведь она уже выпущена?
– Выпущена она выпущена, а другая не выпущена и печатается за городскими воротами, в пустом доме господина Голынского.
– Справимся по законам.
В указателе к словарю юридическому о водке и вине указы шли сплошь четыре страницы,
Особенно подходил указ от двадцать восьмого декабря 1766 года. Прочтя его, почувствовал Добрынин вдохновение и сказал:
– А для чего не в казенной палате, а сделана ли предписанная законом новая печать? А сколько именно печатается штофу, а не свободно ли за городом вместо одной тысячи штофов запечатать пять тысяч?
– Господин Добрынин, – сказал Целиковский, – поговоримте об этом, но не в казенной палате, а за воротами города, в доме Голынского.
Дело пошло быстро, поймана была за городом печать не настоящая и водка той печатью запечатанная, но следствие продвигать дальше было трудно.
Прокурор слушать ничего не хотел, а протокол пропал.
Но в казначействе удалось узнать, что деньги, десять копеек со штофа, получены не были.
И оказалось, что водка запечатана не фруктовая, а хлебная, и генерал-губернатору тоже не заплачено.
И печать хотя как бы и настоящая, но не совсем подлинная.
А поэтому поступило предписание:
«Сим объявив соделанное по сей части упущение, рекомендую наместническому правлению донос губернского прокурора и стряпчих, обнаружа посредством медицинских чинов, находящихся в Могилеве, поступить по предписанию законов, а впредь печатание оной производить при казенной палате; а чтоб избегнуть тесноты и траты штофов, то ежедневно назначать к печатанию оной водки штофов от ста до пятисот, приставляя к оной воинскую стражу, доколе будет производиться запечатание оных, и на этот раз извещать о бытии при сем случае казенных дел стряпчего и медицинских всех чинов, находящихся в городе, и, наконец, нужным почитаю смотрение, чтоб из них водки, по силе помянутых предписаний, делаемы были единственно из виноградного вина и виноградных фруктов».
Водка, конечно, после этого делалась не из виноградных вин, но все-таки приходилось графу доливать туда и виноградную водку. Добрынин же получил к этому делу постоянный доступ и от графа единовременную дань в триста шестьдесят рублей в год закрепленные.
Что же делал в это время господин фон Бринк?
Продолжение приключений господина Полянского
Любовь процветала в пасторском доме.
Полянский проводил там почти круглые сутки, но дела наместнические требовали иногда выхода, хотя бы на несколько часов.
Со вздохом уходил парижанин из этого театра, где чувства были настоящие. И для того, чтобы не скучать в наместническом кабинете, учредил он курьера, который носил между пасторским домом и наместническим дворцом беспрестанные любовные записки.
Барон Фелич перехватил одну записку для будущего судебного дела, а господин Полянский с решительностью прямо губернаторской арестовал маленького пасторского сына при своей канцелярии.
Тогда пастор и пасторша обратились к губернатору, но и губернатор ничего не мог сделать с Полянским.