Житие маррана
Шрифт:
Вот во дворе показался брат Исидро. Он брел ссутулившись, не обращая внимания на холодную изморось. Руки его повисли как плети, глаза покраснели от слез. Франсиско накинул на плечи рогожу и двинулся ему навстречу. Мальчик и монах потянулись друг к другу и молча обнялись, стоя на пронизывающем ветру.
Потом Франсиско вошел в лачугу. Мать, накрытая одеялом, застыла на кровати, лик ее дышал безмятежностью. Впалые щеки были белыми, точно алебастровые. Горестные морщины разгладились, на челе сиял крест, начертанный елеем. Больше мама ничего не скажет, больше не будет кашлять. Она перешла в вечность. Мальчик осторожно приблизился, боясь нарушить этот священный покой. Сотрясаясь от внутренней дрожи, опустился на колени. Коснулся руки — такой любимой, такой неподвижной. Сжал тонкие пальцы. А
Книга вторая
ИСХОД
Долгий путь сомнений
31
Когда Альдонса скончалась, Лоренсо Вальдес вместе с остальными просидел всю ночь у гроба покойной, а потом под мелким дождем шел за Франсиско на кладбище. Там мальчики обнялись и всплакнули. И помирились.
Через неделю после похорон сын капитана зашел за Франсиско в доминиканский монастырь, где сироте разрешили поселиться. Лоренсо похвалялся своей ловкостью и объяснял ее тем, что с ранних лет только и делал, что лазал по деревьям, скакал верхом и ходил по канату.
— Хочешь покорять индейцев — научись сперва усмирять скотину, — повторил он слова отца.
Лоренсо часто наведывался в шумный загон, чтобы объездить пару-тройку мулов, а заодно покрасоваться перед батраками. На этот раз он позвал с собой и Франсиско. Казалось, сам воздух над огромным стадом, запертым в ограде, был пропитан яростью и дерзкой отвагой. Отличное место для подготовки юношей к суровой жизни на диком континенте. Капитан копейщиков гордился необузданным нравом сына: «Пришпорь, ударь и усмири? Так должен поступать настоящий воин».
Лоренсо был знаком с метисами и обнищавшими испанскими идальго, которые за пару монет объезжали норовистых мулов. Он попросил аркан и решительно шагнул за ограждение. Животные, наделенные поразительным чутьем, заподозрили неладное и забеспокоились. Из-под копыт поднялись тучи пыли, смешанной с сухим навозом. По морю серых спин пробежала мощная волна. Одни пытались бежать, другие вертелись на месте и толкали соседей. Лоренсо нацелился на тех, что позлее. Перекрикивая топот и ржание, взвил аркан над головой, метнул — и разгоряченный мул рухнул, ткнувшись носом в землю. Он рвался и дергался так отчаянно, что ловец едва устоял на ногах. Несколько человек кинулись Лоренсо на помощь и дружно навалились на животное, а мул лягался и норовил их укусить. Ему связали ноги, надели на голову закрутку и замотали тряпкой глаза. Упрямая скотина не сдавалась, колотилась мордой о землю, рискуя расшибить себе лоб и выбить зубы. Батраки сняли веревки, но к задним ногам привязали по вожже и отпустили жертву. Мул поднялся и яростно заржал, готовый покарать обидчиков, но голова его была в крови, а путы сковывали движения. Несмотря на это, животное продолжало крутиться, изгибать спину и трубно голосить.
Сын капитана вскочил на него верхом. Вне себя от возмущения, мул начал поддавать задом. Всадник пригнулся к потной шее и ухватился за уши, как за рукоятки, а пятками впился в бока, ни на минуту не ослабляя хватку. Взбешенный мул ревел, взбрыкивал и старался лягнуть увертливых батраков, а когда это не удалось, сменил тактику: пустился в галоп. Знакомый прием. Лоренсо сидел как влитой, обхватив ногами взмыленные бока и вцепившись в длинные уши. Мул рванул было с места, но батраки только этого и ждали. Они резко натянули вожжи и пресекли попытку. Внезапное сопротивление сбило животное с толку. Сперва строптивец опешил, но затем бросился на обидчиков, точно разъяренный бык. Тут-то Лоренсо и принялся колоть его шпорами — без всякой жалости, до крови. Ошалев от боли, мул скакал и выгибал спину, пытаясь скинуть немилосердно терзавшее его чудище. Однако Лоренсо не уступал и явно наслаждался поединком.
Франсиско напряженно наблюдал за яростным противоборством, чем-то похожим на страстное соитие. Ухватившись за ограду, мальчик
В последний момент, когда упрямец уже готов был рухнуть на землю, искусный наездник сдернул тряпку с его глаз и отпустил уши, которые удивительным образом до сих пор не оторвались. Мул шатался, как пьяный. Лоренсо подъехал к управляющему, дабы тот убедился, что дело сделано.
— Да, пообмяли тебя, — проговорил мужчина и потрепал животное по взмокшей холке. Для скотины, не знавшей ласки, это было первое доброе прикосновение.
Наездник торжествующе поднял руки над головой и спешился. Прежде чем взяться за следующую жертву, следовало отдохнуть. Он влез на ограду и уселся рядом с приятелем, тяжело дыша, точно пес после случки. Франсиско восхищался Лоренсо, но подобные экзерсисы его не привлекали. Поджав ноги и обхватив колени, сын капитана рассмеялся:
— Ну а ты что же? Хочешь попробовать или слабо? Ладно, в следующий раз. Вот увидишь, это совсем не трудно.
А работа меж тем продолжалась. Даже не работа, а забава для настоящих мужчин. Индейцев к ней не допускали, считая их слишком медлительными и неуклюжими. Если какому-нибудь индейцу удавалось купить по бросовой цене необъезженного мула — слабого, тощего и хромоногого, — новый хозяин уводил животное к своей лачуге и укрощал по-своему, без крови и битья: просто привязывал где-нибудь подальше от воды и сутки не давал ни есть, ни пить. Потом подходил и хлопал по спине. Если мул продолжал артачиться, его морили голодом и жаждой еще сутки. На вопрос, к чему вся эта канитель, индеец отвечал:
— Пусть отдыхает.
Франсиско не разделял страсти Лоренсо и только дивился бесшабашности друга. Болтать с ним, наблюдать за его действиями было до странности приятно. И потом, у юного сироты имелось собственное увлечение, куда более сомнительное, чем укрощение мулов: чтение. Мальчика огорчало, что монахи, предоставив ему кров и делясь пищей, книг тем не менее не давали. Видимо, местные инквизиторы считали сына еретика недостаточно твердым в вере.
Настойчивыми просьбами Франсиско добился-таки разрешения прочесть хотя бы молитвослов. И вместо того чтобы читать медленно, по нескольку страниц в день, он проглотил книжку за две недели. Печатное слово вновь подарило мальчику давно утраченное блаженство и возможность на время забыть о своем сиротстве. Некоторые фразы вызывали у него улыбку, другие заставляли прослезиться. Прочтя молитвослов от корки до корки, Франсиско попросил что-нибудь еще, но получил отказ. Тогда он стал перечитывать все с самого начала и успел проделать это пять раз, пока брат Сантьяго де ла Крус, чуть более снисходительный, чем остальные и, видимо, довольный хорошим почином, не выдал ему житие святого Доминика, покровителя монастыря. Доминик де Гусман родился в Испании («Как и мои предки», — подумал мальчик), а орден доминиканцев с самого начала избрал себе целью борьбу с мерзкой ересью альбигойцев и потому вскоре стал карающим мечом инквизиции. Великий подвижник объехал множество стран, побывал даже в далекой Дании и снискал славу искусного проповедника, ибо слова его никогда не расходились с делами. Бродя по свету босиком и в рваном облачении, питаясь подаянием, он находил путь к сердцам верующих когда убеждением, а когда и обличением. Скончался святой Доминик в возрасте пятидесяти одного года, сломленный тяготами служения.
Придя в восторг от прочитанного, Франсиско поделился своими соображениями с братом Сантьяго, но тот не торопился хвалить мальчика: в конце концов, воспитание — та же объездка, только чуть помягче.
— Прочти еще раз, — сказал монах.
Франсиско благоговейно погладил обложку книги и вновь погрузился в изучение этой достойной подражания жизни. Каждое путешествие и каждая проповедь святого Доминика были подчинены одной цели: наставлению в вере. Проповедник обращался не только к людям своего времени, но и к потомкам. В том числе и к нему, Франсиско Мальдонадо да Сильве, призывая задуматься, всей душой обратиться к Господу нашему Иисусу Христу и не сворачивать с прямого пути.