Живущие на ветрах
Шрифт:
Она опустила голову, черные волосы змеями изогнулись на плечах и груди. Произнеся положенные слова, которые редко слышали непосвященные, а, услышав, уже не рассказывали о них никому, она резкими росчерками одновременно провела по тыльным сторонам рук чуть пониже локтей. Резко и глубоко. Серпы упали вниз, и она стояла, чуть разведя руки в стороны.
Йинк следил за ритуалом внимательно, и был готов вмешаться, если что пойдет не так. Он стоял за ее спиной, и видел, как она медленно развела руки, с которых уже стекали струйки крови. Кровь шла по четко отведенным
А потом еще одним движением она взмахнула уже не руками - крыльями, вооруженными стальными перьями, и громкий вопль Скашь разрезал ночь. Птица ступила из круга, и подошла к краю, откуда было хорошо видно поселок. Птица закричала еще раз - огромная голенастая птица, так же не похожая на обычную птицу, как и на девушку, в чье тело вошел древний голодный дух птицы Богини.
– Ашк не поймет любовь как боль. Ашк не поймет смерть как любовь. Ашк поймет смерть как смерть и боль как боль. Идем, Йинк. Пришла пора. Ank she, Ank's she. Зову тебя, Богиня. Приди, приходи сюда.
– Ashkh, - кричит птица.
В поселке в темную ночь никто не спал. Все готовились к огненному рассвету, все ждали, когда черные перья птенцов превратятся в живительный пепел. Тем самым пеплом еще было принято удобрять поля. Расти, расти, золотая пшеница для золотых голов.
Птенцы, семнадцать далеко не беспомощных детей, подняли головы, поднялись с кроватей, потянулись. Они знали свою судьбу, знали, что должно будет случиться утром. Но в их крови бурлил крик Скашь, и семнадцать голосов ответили зову Матери.
Люди хватались за оружие. Но проклятье Скашь коснулось их быстрее. Ребенок темными глазами следил за каплями, стекающими по ножу. Перепуганная мать хотела его убить. Не успела. Кто-то рухнул, схватившись за грудь, из которой торчало стальное перо. Острый крик преследовал другого, и он упал, споткнувшись о порог. Уже не поднялся. Кому-то последним пристанищем стал колодец. Кто-то напоролся на вилы в руках соседа - началась паника...
Паника. Следом за паникой пришел огонь, куда же без него. В поселке было всего двести сорок восемь людей. Не считая птенцов, конечно. Последние из людей, умирая, наблюдали за чудовищных размеров клювастой птицей, медленно шествующей по поселку. За ней клином семенило семнадцать птенцов, она прикрывала их крыльями от огня.
– Ashkh, - разнеслось над холмами, Йинк глядел, как процессия медленно поднимается к нему. Потом он молча сидел в кругу молчаливых детей, почти в полной тьме предутренней Темной Ночи, и смотрел, как один за другим они подходят к Скашь, и она нежно касается их.
Утром семнадцать черных птиц слетело с Холма, сделав прощальный круг над страшным пепелищем, они умчались к скалистым горам на севере. Там, в черных пещерах обитали древние демоны, птицы Скаши. Там, в светлых долинах, жили те, кто примет детей, как родных. Усталая Ашк, опустив голову, сидела на земле,
– Что дальше, Ашк?
– спросил он ее.
– Дальше мы будем жить, - отвечала Ашк, - И умрем тысячу раз, и сколько потребуется, пока последний из моего народа не освободится.
Он смотрел на нее. Он видел, сколько крови ушло в землю, и в ветер, и в пламя. Не было рядом Ашк. Была Богиня, воплощение тьмы и леса. Была яростная птица.
– Но это же не Eh-Khere-Ja, - шепнул. Опомнись. Вернись. Раз за разом превращаясь в орудие мести, ты потеряешь себя, Ашк.
– Это мой Eh-Khere-Ja, - сказала, желтыми глазами глядя на него, - Ты со мной, Йинк?
А потом пришел день, и они шли к своему дому. Рано или поздно их пристанище найдут воины. Но тогда множество детей Скаши сможет дать отпор. Почему? Потому что - Ашк уже знала это - черноглазых детей рождается куда больше, чем синеглазых. Больше, чем умерло раньше. Больше, чем было в народе. Может, прошедшие пути тысячи смертей решили вернуться? Может, новые души пришли тропами Богини в мир? Она не знала.
– Из городов придут воины, они смогут убить их. Бесполезно и неправильно убить их.
– Так не будет, - говорит Ашк, - Не бойся, ланье сердце, они придут в леса и найдут пустые жилища. Мы станем водой и ветром, лисами и волками, камнями и деревьями. Нас не узнают, нас не заметят. А потом мы возьмем всех. Мы соберем всех детей, Йинк. Сегодня, завтра и через год, и год спустя. Больше не будет синеглазых птенцов. Больше не будет у них потомков. Только птенцы. Они не успеют сжечь всех. Они уже не успеют сжечь никого.
– Мы не будем сражаться?
– удивился Йинк, - Народ ждет войны, Ашк.
– Это и есть война, - сверкают глаза Богини, - Это именно она и есть, Йинк. Самая страшная из всех войн. И мы победим.
Llei, llee - обращение в близкому
Вторая жизнь. Skuash Shasu. Обручение Скашь
Тысячу смертей спустя...
Благословение Скашь обоюдоостро, как Thaighardt. Отныне нет смысла ходить по земле. Вот Thaighardt, их надежда на встречу в дальнейшем, не тут и не сейчас. В других путях, иных мирах, везде, где их сердца откроются друг другу.
– Ты знаешь, что там, за пределом?
– спрашивает Йинк.
– Знаю, - отвечает Ашк.
– Почему же я не помню?
– спрашивает Йинк. Ашк смеется.
– Потому что ты смешная лань, и видишь не дальше соседнего куста. А скаши летают высоко и видят далеко. И память у них хорошая.
Объяснила, называется. Смеется, как девчонка. Годы ушли прочь, нет больше лет за их спинами. Но потом сжалилась. И сказала,
– Я просто много дней проводила в charu, чтобы вспомнить, Йинк, и никогда уже не забывать. Лесные травы полуночи, рассветная влага нашего ручья, лунный свет и кровь жертвы - все это уводило меня...