Жизнь моя
Шрифт:
Кухня была ужасна, хуже, чем он представлял. И выглядела так, словно подверглась налету вандалов. Под ногами хрустело битое стекло, стены забрызганы чем-то, пахнущим как вино, а может, как чистящая жидкость. Местами грязь была размазана, словно кто-то предпринял слабую попытку вытереть ее, но потом сдался. Это выглядело как дорожная авария.
В слабом желтом свете единственной лампочки виднелись мрачные лоскуты плесени на потолке. Длинные мотки паутины украшали пустые полки, от занавесок, прикрепленных кнопками к окну, распространялся запах гнили.
И было холодно,
— Боже мой! Антония, — пробормотал он, — неужели ты не могла о себе получше позаботиться?
Она ведь не привыкла к условиям, подобным этим. А если привыкла, то что ж у нее за жизнь?
Он подошел к лестнице и позвал, но, поскольку ответа не было, вернулся ждать на кухню. Она не могла далеко отлучиться.
Двенадцать лет назад мельница, должно быть, была уже достаточно запущенной, но тогда он не обращал на это внимания. Лето было в зените, и они жили на улице. А здесь был рай прохлады и тени, когда слишком сильным становился палящий свет полудня.
Он вспомнил, что они всегда, кажется, ели за большим дубовым столом на кухне, а вечерами каждый брал, что хотел, и шел перекусывать к реке. Он вспоминал их долгие, полные энтузиазма дискуссии, подогреваемые дешевым vin de pays, к которому они добавляли большие куски покрытого корочкой деревенского хлеба, паштет из дикого кабана, местный сливочный сыр и абрикосы, все еще теплые от солнца. Он вспоминал, как бросал продолговатые косточки от оливок в реку и наблюдал за небом. Оно становилось из сиреневого сапфировым, а затем — цвета индиго, и появлялись звезды.
Что случилось со всем этим? Куда все ушло?
Он подошел к холодильнику, который щетинился желтыми листочками «Что сделать». В их окружении задумчиво хмурился в пространство Кассий с открытки.
Листочки содержали загадочные сообщения, нацарапанные элегантными каракулями Антонии: «Перузия — более раннее отпр. — знач.?» «Молоко, сушеные абрикосы, лошадиные орешки (что это? где найти?), шоколад».
По крайней мере, она все еще любит шоколад, подумал он. Это уже кое-что.
Доска для объявлений выглядела также: эклектическая смесь предстоящих покупок, цветных диаграмм, расписаний дежурств на раскопках, план реконструкции маленькой лампы Кибелы.
Лампа Кибелы… Долгие годы он об этом не вспоминал. Теперь же он вспомнил, как Моджи строго инструктировала его о том, как правильно помечать находки. Он вспоминал, как наблюдал за работой Антонии. Он вспоминал, едва дыша, осторожные движения ее кисти, словно она прорисовывала грани черепков клеем. Мягкую точность, с которой она подбирала каждый кусочек. Он не хотел, чтобы это кончалось.
Он резко повернул назад.
Кухонный стол лишился ножки и был прислонен к стене. Черт возьми, Антония, ты не должна была пытаться сделать это сама. А если бы стол перевернулся? Считаешь себя неуязвимой? Или забыла, как просить о помощи?
На место стола она притащила, неизвестно как, тяжелую столешницу, казавшуюся очень древней. В отличие от хаоса в остальной
Он взял книжку про пони и листал главу «Психология лошади», когда вошла Антония. Она стояла в дверях с маской изумления на лице. Она была закутана в два жакета, темно-синий шарф, обмотанный вокруг шеи, выглядел словно несколько надетых друг на друга свитеров. Лицо ее стало еще тоньше, с тех пор как они виделись в прошлый раз, а веки слегка покраснели, как будто она плакала, хотя, возможно, это было следствие анемии.
— Я стучал, — произнес он, все еще держа в руке книгу. — Я увидел свет и подумал, что ты где-то поблизости. И решил подождать.
Она закрыла дверь и прислонилась к ней.
Он спросил, как долго нет отопления.
— Ну… примерно с ночи вторника. Что-то не в порядке с бойлером.
Два дня? Она два дня без отопления?
Вероятно, она что-то заметила по его лицу, поскольку сказала, будто оправдываясь:
— У меня есть бутылка с горячей водой.
Он проигнорировал это.
— Если хочешь, я взгляну на бойлер.
Она покачала головой:
— Спасибо. Должны приехать из Мазеранса.
Он опять забыл, как она не любила просить о помощи. Когда Джулиан смущенно признался в том, что сам он назвал «маленьким планом» Дебры по покупке мельницы, Патрик провел у телефона всю субботу, надеясь, что Антония обратится к нему и попросит о помощи. Она не попросила, и он проклинал себя за глупость. Он должен был это предвидеть. Она всегда была независимой. И, в каком бы отчаянном положении она ни оказалась, она вряд ли обратилась бы к нему.
— Я думала, что ты в Лондоне, в связи с этим судом, — сказала она.
— Я ненадолго. Приехал сегодня утром. Завтра улетаю обратно.
Она кивнула, разматывая свой шарф и освобождая карманы от блокнота, карандаша и двух печеных картофелин. Она поймала его взгляд.
— Я где-то читала об этом. И знаешь, действительно помогает согреть руки. К тому же потом их можно съесть. Кофе будешь?
— Конечно, — он сел на стул.
— Не могу припомнить, ты пьешь черный? Не думаю, что здесь есть молоко.
— Черный? Прекрасно! — Он оглядел забрызганные стены. — Это что за Джексон Поллок?
— А, это… Это три дня назад… Я вышла из себя.
Он подождал, но она не стала развивать тему. В этом не было необходимости. После того как Дебра выкинула свой трюк, она, Антония, должно быть, здорово вышла из себя.
Пока они ждали, когда закипит чайник, повисло неловкое молчание. Антония стояла спиной к плите, разглядывая пол.
«Как она может жить в такой обстановке? — подумал он. — Она здесь сколько? Недели три-четыре? Как она смогла так долго продержаться?»