Жизнь за Родину. Вокруг Владимира Маяковского. В двух томах

Солод Вадим

Уже 3 ноября 1929 года специальная коллегия ОГПУ в составе Менжинского, Ягоды и Трилиссера, во внесудебном порядке [128] , на основании Постановления Президиума ВЦИК от 5/у-1927 года «за контрреволюционную деятельность, повторную измену делу пролетарской революции и советской власти, за измену революционной чекистской армии и шпионаж в пользу германской военной разведки» приговорит бывшего боевика к расстрелу, с конфискацией всего имущества [129] .

128

Органами прокуратуры и народным комиссариатом юстиции неоднократно предпринимались попытки лишить ОГПУ прав на внесудебное рассмотрение уголовных дел. Нарком юстиции Д. И. Курский и прокурор РСФСР Н. В. Крыленко 9 октября 1929 года направили И. В. Сталину письмо, в котором была выражена озабоченность, что в связи с Постановлением

Политбюро от 28 сентября о правах ОГПУ не было достигнуто понимание с тов. Г. Г. Ягодой по вопросу редакции прав ОГПУ на вынесение внесудебных приговоров по делам своих сотрудников, которые, по их мнению, могут быть применены только с санкции НКЮ. Политбюро поддержало чекистов. ВЦИК принял постановление, дающее Главному политическому управлению назначать наказания, включая высшую меру, в отношении лиц, осуждённых по ст. 76, ч. 2 ст. 183 и ст. 184, то есть взятых с поличным на месте преступления при бандитских налётах и вооруженных ограблениях. В секретной части этого же постановления расширялись права ОГПУ по рассмотрению дел о должностных преступлениях сотрудников ведомства исключительно Коллегией ГПУ, но с согласования народного комиссариата юстиции. Приказ ГПУ № 268 на основании Постановления ВЦИК от 24 мая 1923 года распространял эти полномочия и на сотрудников Разведуправления штаба РККА.

129

Конфискация имущества осуществлялась на основании Сводного закона от 28 марта 1927 года «О реквизиции и конфискации имущества» (утв. Постановлением ВЦИК СНК РСФСР от 28.03.1927).

Впрочем, в процессе обсуждения приговора мнения членов коллегии ОГПУ разделились: за расстрел высказались Ягода, Агранов, Паукер, Молчанов и др. Против — Трилиссер, Артузов, Берзин. Сам председатель ОГПУ Менжинский на заседании присутствовать не смог — был болен.

5 ноября 1929 года Политбюро ЦК ВКП (б) приняло постановление № 106 «О Блюмкине»:

«а) Поставить на вид ОГПУ, что оно не сумело в своё время открыть и ликвидировать изменческую антисоветскую работу Блюмкина.

б) Блюмкина расстрелять.

в) Поручить ОГПУ установить точно характер поведения Горской».

По рассказам Я. Агранова, присутствовавшего при казни, бывший капитан ГБ и орденоносец Яков Блюмкин сам командовал расстрельным отделением красноармейцев: «По революции, пли!», перед смертью успел крикнуть: «Да здравствует товарищ Троцкий!», охрипшим голосом запел «Интернационал».

Так что совсем не зря имажинист Вадим Шершеневич когда-то посвятил лихому другу стихотворение «Сердце частушка молитв»:

Я. Блюмкину

Другим надо славы, серебряных ложечек, Другим стоит много слёз, А мне бы только любви немножечко Да десятка два папирос. А мне бы только любви вот столечко, Без истерик, без клятв, без тревог, Чтоб мог как-то просто какую-то Олечку Обсосать с головы до ног. И, право, не надо злополучных бессмертий, Блестяще разрешаю мировой вопрос. Если верю во что — в шерстяные материи, Если знаю — не больше, чем знал и Христос. И вот за душою, почти несуразною, Широколинейно и как-то в упор, Май идёт краснощёкий, превесело празднуя Воробьиною сплетней распёртый простор. Коль о чём я молюсь, так чтоб скромно мне в дым уйти, Не оставить сирот — ни стихов, ни детей; А умру — моё тело плечистое вымойте В сладкой воде фельетонных статей. Моё имя попробуйте, в Библию всуньте-ка: Жил, мол, эдакий комик святой, И всю жизнь проискал он любви бы полфунтика, Называя любовью покой. И смешной, кто у Данта влюблённость наследовал, Весь грустящий от пят до ушей, У весёлых девчонок по ночам исповедовал Своё тело за восемь рублей. На висках у него вместо жилок — по лилии, Когда плакал — платок был в крови, Был последним в уже вымиравшей фамилии Агасферов единой любви. Но пока я не умер, простудясь у окошечка, Всёсмотря: не пройдёт ли по Арбату Христос, — Мне бы только любви немножечко Да десятка два папирос. [1.279]

Официальных сведений о казни легенды ВЧК-ОГПУ в центральных советских газетах не было. Слухи распространялись в Москве, какие-то литовки с информацией о расстреле появлялись в Ереване [130] .

Ещё один высокопоставленный сотрудник ЧК — свидетель расстрела «врага народа» — народного артиста РСФСР, члена РКП(б) Всеволода Мейерхольда-Райха, рассказывал о том,

как измученный допросами режиссёр прокричал перед смертью: «Да здравствует революция!»

Такое близкое общение с сотрудниками ОГПУ, обладавшими исключительными возможностями и казавшимися богеме всесильными, по всей видимости, давало многим деятелям культуры и искусства, как и самому Владимиру Маяковскому, обманчивое ощущение собственной защищённости.

130

В 1979 году, ровно через 50 лет после расстрела Я Г. Блюмкина, в журнале «Новый мир» вышла повесть Валентина Катаева «Уже написан Вертер», в которой Яков Блюмкин был выведен в образе чекиста Наума Бесстрашного. В. Катаев использовал для названия своей повести строчку из стихотворения Бориса Пастернака, его цитатой она и завершалась:

Наверно, вы не дрогнете, Сметая человека. Что ж, мученики догмата, Вы тоже — жертвы века.

Впервые со времён Ивана IV (Грозного) в структуре российской государственной власти появились профессиональные люди с неограниченными полномочиями и практически узаконенным правом на безнаказанное убийство политических оппонентов режима. Не вызывает сомнений, что друзья-силовики делились с поэтом своими соображениями по поводу событий, которые в это время происходили в стране.

В 1924–1925 годах все силы ОГПУ были брошены на локализацию крестьянских волнений, в большинстве своём вызванных чрезмерно высокой налоговой нагрузкой на крестьянские хозяйства. По самым скромным подсчётам, в них участвовали около 800 000 человек. Прежде всего крестьяне были озлоблены применяемыми методами сбора налогов, так как в случае образования недоимки неминуемо следовала практически немедленная конфискация домашнего скота и сельхозинвентаря.

Как известно, Уголовный кодекс РСФСР (в редакции 1922 года) относил неуплату налогов к контрреволюционным преступлениям (Гл. 1 Государственные преступления). Ст. 62 предусматривала ответственность за «участие в организации, действующей в целях, означенных в 57 статье Угол, код., путём возбуждения населения к массовым волнениям, неплатежу налогов и невыполнению повинностей, или всяким иным путём в явный ущерб диктатуре рабочего класса и пролетарской революции» в виде высшей меры наказания с конфискацией всего имущества.

В августе 1924 года началось восстание на родине Владимира Маяковского — в Западной Грузии, в Гурии, где, в соответствии со сводками Политуправления, волнения не утихали в течение ряда лет.

В 1928 году забастовки рабочих отмечены по всей стране: в Московской, Ленинградской областях, на Урале и в Сибири. Начался массовый голод на Украине, где план хлебозаготовок удалось выполнить только с помощью повальных арестов и обысков среди крестьянского населения. В Среднем Поволжье под суд отдано более 17 тысяч крестьян по стандартному обвинению в утаивании хлебных излишков.

Только одна, осипшим голосом, сумасшедшие проклятия метелями мел рек, дорог снеговые волосы ветром рвя, рыдает земля. Хлеба! Хлебушка! Хлебца! Сам смотрящий смерть воочию, еле едящий, только б не сдох, — тянет город руку рабочую горстью сухих крох. (Маяковский В. В. Сволочи)

Сам Маяковский не мог не видеть очередей за основными продуктами питания в Москве, как и тысяч беженцев из вконец оголодавших губерний, готовых на любую работу в столице. В это время у Владимира Владимировича появляется любимая поговорка: «У вас хорошее настроение? Значит, у вас плохая информация».

Ежедневно Как вол жуя, Стараясь за строчки драть, — Я не стану писать про Поволжье: про ЭТО — страшно врать. (Маяковский В. В. Два не совсем обычных случая)

Очевидно, что поэт не мог не обсуждать с более чем осведомлёнными друзьями-чекистами катастрофическую экономическую и социальную ситуацию в стране и вряд ли следовал примеру Лили Брик, которая, в отличие от него, любила порассуждать о том, что на самом деле ничего страшного не происходит и во всём виноваты коварный внутренний враг и ползучая контрреволюция. Это обманчивое чувство причастности к «касте неприкасаемых» оставалось у Владимира Владимировича даже после получения им трагического известия о расстреле футуриста и «лефовца» Владимира Силлова, который был членом сибирской футур-группы «Творчество» и подготовил библиографию его произведений для первого тома собрания сочинений. 28-летний литератор был обвинён в шпионаже и контрреволюционной пропаганде, а затем казнён через три дня после объявления ему приговора.