Жизнь замечательных людей по дзэну

Эсаул Георгий

Господа офицеры мило беседуют за ломберными столиками; играют в бильярд; изредка бросают многозначительные взгляды на барышень, а барышни конфузятся, но с довольством отвечают улыбками.

У камина старый граф генерал Шнайдер Антон Семенович рассказывает дамам и старикам историю своей первой любви, когда он еще ОГОГО! коня поднимал левой рукой, а правой преподносил розу цыганке Азе.

Посреди гостиной белый рояль, за роялем ослепительнейшая графиня Козловская Мирослава Ивановна – выгодная партия для достойного

Государственного мужа.

Мирослава Ивановна музицирует, а на рояль облокотилась и даровала своё драгоценейшее пение сорокалетняя, но вполне сохранившаяся привлекательная графиня Разумовская Ольга Викторовна, словно канарейку живьем проглотила.

Внезапно в собрание ворвался пухлый граф Безухов Петр Михайлович, словно ураган с улицы занес.

Манишка графа Безухова в бурых пятнах, панталоны порваны на неприличном месте, сапоги забрызганы конскими испражнениями, сюртук мятый, а цилиндр – с дыркой, как честь гейши.

По лицу графа Петра Михайловича блуждает страшная улыбка, а щеки горят, как у больного чахоткой извозчика.

— Господа! Милостивые государи! – граф Безухов торжественно поднял перст в направлении хрустальной люстры (сотню крепостных граф Шнайдер Антон Семёнович отдал за люстру). – Москва сожжена! Дзэн!

Дотла!

— Москва сожжена, а наш Санкт-Петербург стоит, как золотой столп Александрийский! – граф Антон Семенович после продолжительной паузы отметил со стариковским серебряным смехом кастрата. – В природе от одного убывает, а другому прибывает, словно река Нева ворвалась в подвалы с вином.

Гармония! Дзэн!

Москва сожжена дотла!

— Дотла! Дооотла! Дооооооотла! – графиня Разумовская Ольга Викторовна запела чистым хорошо поставленным голосом великосветской львицы!

БАРЫШИ

— Халдей! Водки! Живо! – купец Семен Игнатьевич Кормильцев второй день не вылезал из трактира – кутил с балеринками Альфонсинкой и Мими.

Альфонсинка и Мими поначалу пили шампанское, а, когда во вкус вошли, то – только водку под обильную закуску – так собака выбирает между овсом и куском мяса на ужин.

Семен Игнатьевич не скупился, платил щедро половым, бросал деньги под ноги цыганам, засовывал в корсеты Альфонсинки и Мими.

Литератор, издатель, просветитель Колганов Игнат Парфенович с неодобрением взирал на пир купца Кормильцева – так в голодный год обезьяна скалится на слона.

Желчный, небольшого достатка, худой, в заношенном платье, в стоптанных башмаках просветитель Игнат Парфенович ковырялся в тарелке с пустой кашей, словно искал в зернах жемчужины.

Наконец, литератор не выдержал и обличил купца Кормильцева, словно купил трибуну:

— Вы откровенно пируете, хотя и купеческого сословия, оттого, по природе прижимистый воробей!

Ваша польза для Государства Российского — барыши, пополнение казны,

а вы деньги на ветер пускаете, словно они на деревьях растут.

Мамзелькам раздаете, цыганам и ихним медведям жертвуете, а барыш в это время мимо вас проплывает на ладье Харона!

Дзэн!

— Барышни плавать изволят? – купец Кормильцев Семен Игнатьевич в шуме и гаме кабака не расслышал истину слов литератора Колганова. – На ладье?

Половой! Супу нам в бадье, чаю, говядины и пирогов по дзэну!

Я с барышнями мамзельками на корабль ухожу – за свои гуляю! – купец Кормильцев расхохотался и облапил мамзелек, а они с ответным хохотом кидали в него папироски, как и красноречивые взоры.

Просветитель, литератор, издатель Колганов Игнат Парфёнович закусил лошадиную губу, нахмурился тучей и в угрюмой задумчивости жевал кашу.

(Когда же купец Кормильцев с мамзельками и припасами отбыл на пароход, литератор порывисто схватил с его стола початую бутыль водки и жадно приложился к горлышку, убеждал себя, что действует по дзэну.)

ИНТЕРЕСНОЕ

Графиня Толоконникова Маргарита Венедиктовна возлежала на мягких подушках в гамаке и с пристрастием расспрашивала гусара Анатолия Карповича Вяземского об интересном – так упрямая гимназистка с эксцентрическим упрямством выискивает в библиотеке отца книжки с картинками, разжигающими воображение.

— Анатолий Карпович, а Анатолий Карпович!

А воевать – интересно?

— Ежели по дзэну правильно воюем, то — интересно! — Анатолий Карпович подкрутил ус, щелкнул шпорами, как канделябрами. – Если неправильная война, то – скотство!

— Ах, как вы мило непосредственно грубы, дикий! – графиня Маргарита Венедиктовна состроила умилительную кошачью гримаску. — Анатолий Карпович, а сострадать по павшим на поле брани — интересно?

— Сострадать по павшим – не интересно, уважаемая Маргарита Венедиктовна! — Анатолий Карпович вытащил и вложил саблю в ножны, словно карандаш из стакана. – Даже дзэн не помогает, если рассматриваю и сострадаю по павшим.

— Экий вы увертливый, Анатолий Карпович, – графиня Маргарита Венедиктовна бодра и свежа, словно яблочко на яблоньке. – А после боя подглядывать в театре за переодевающимися в гримерке балеринами – интересно?

— Подглядывать за переодевающимися балеринами всегда интересно, — Анатолий Карпович потерял бдительность, поддался на уловку графини. – В этом случае, напротив, даже дзэн не нужен, когда подглядываю за балеринами в гримерке через щелочку в двери или замочную скважину. – Гусар Анатолий Карпович снова подкрутил ус – по новому витку времени, так гуси взрослеют и становятся на крыло.

Графиня Толоконникова Маргарита Венедиктовна с иронией захохотала, выгодно оголила ножку, словно одна в саду цветов в Африке.