Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира

де Кок Анри

Упоенный радостью, Кальдерон упал к ногам Кальдероны.

– А причина этой осторожности? – спросил он.

В ложе актрисы, на ее туалете была роза; она взяла ее и подала любовнику.

– Не правда ли эта роза прекрасна? – сказала она.

– Да. Кто вам дал ее?

– Приятельница моя, Балтазара. Да, эта роза прекрасна, и я была в восхищении, когда она мне подарила ее. Но не полагаете ли вы, что мне было бы приятнее самой сорвать ее с ветки, чем иметь из других рук? Иметь ее, когда никто еще не вдыхал ее аромата?…

– Без сомнения.

–

Итак, мой друг, я похожа на эту розу. Мне шестнадцать лет… Я недурна, но одно из моих достоинств, самое привлекательное, особенно в глазах тех, которые могут за мной ухаживать – то, что я еще на стебле. Пусть завтра узнают, что у меня есть любовник, и я потеряю три четверти моей цены. Итак, не имея возможности быть женой человека, которого я люблю, и имея от него одно только его сердце, – потому что вы ничего не можете дать мне Педро, вы не богаты, – я решила, что я буду иметь состояние от человека, которого я не люблю. Но чтоб этот, – второй, – согласился дать мне то, чего я желаю, – необходимо, чтоб он думал не только, что он мне нравится, но еще и то, что он нравится мне первый. Понимаете?…

Кальдерон горько улыбнулся.

– Я понимаю очень хорошо, – ответил он, – и поздравляю вас, моя дорогая Мария. Для шестнадцатилетней девушки вы отлично умеете рассчитывать.

– Это вас возмущает?

Поэт встал, не отвечая, взял свою шляпу и снова направился к двери.

Кальдерона снова, остановила его, сказав:

– Так вы меня больше не любите? Потому что я открыла вам, что настоящее для меня еще не все, что я также думаю о будущем, вы гнушаетесь мною? Вы не хотите, чтобы я была вашей женой… Как любовницу вы не можете меня обеспечить, – а я хочу золота, – оно мне нужно! Я ужасаюсь бедности!.. И вы находите дурным, что я говорю вам: «Взамен моего сердца, которое будет твое, скоро, завтра, сегодня вечером, быть может, оставь мне право и власть приобрести богатство!..

Кальдерон продолжал молчать.

– А! Берегись, Педро! – с угрозой произнесла молодая девушка. – Я люблю тебя, это правда, но презрение убивает любовь!.. Если ты выйдешь сегодня отсюда, не сказав: «всегда твой», я никогда не буду твоею.

Бедный поэт не размышлял более. Обернувшись к Кальдероне, с бледным лицом, по которому катилась слезы, он пробормотал:

– Ах! ты хорошо знаешь, демон! что я всегда буду твой, чтобы ты ни делала, и чего бы ни желала!..

– В добрый час! – воскликнула она, торжествуя; и бросившись к нему на шею она дала ему третий, на этот раз настоящий поцелуй. – На… Вот тебе, чтобы придать смелости для ожидания.

* * *

Кальдерон ушел. Кальдерона, вздохнув глубже, чем то могут высказать буквы, позвала свою камеристку.

Ты вбежала радостная.

– Ах, синьорина!

– Что?

– Король в театре! Он вошел в свою ложу. Он будет смотреть вашу игру.

Актриса покачала головой.

– Меня и других, – сказала она. – Балтазара и Бака тоже играют в «Жизнь есть сон».

– О! Но Вана стара, а Балтазара дурна… А вы молоды и хороши…

– О льстивая!..

–

Скажите, сеньорина, если бы король влюбился в вас!..

– Поди! ты с ума сошла!.. одень меня!

То была правда. Так, как он обещал по утру Морето, Филипп IV явился в этот вечер в театр del Principe, удостовериться действительно ли Кальдерона была достойна того, чтобы заставить его забыть герцогиню Альбукерк.

И всего страннее, что в тот же вечер, по той же причине и с той же целью, как и король, герцог Медина-дела-Торес также был в театре del Principe.

Как и король Медина в первый раз видел Кальдерону; как и король он нашел ее прелестной.

И еще раз также как и король, по окончании спектакля, осведомившись о месте, где жила молодая актриса, герцог решил, что, не мешкая, он отправится к ней, чтобы формулировать свои любовные предложения.

Не тогда как Медина направился по самой краткой дороге к жилищу Кальдероны, Филипп, руководимый Оливарецом, избрал самую длинную.

И когда, около полуночи, его величество постучал в дверь актрисы, герцог Медина уже с полчаса был у нее.

На что же Медина употребил эти полчаса? Мы сейчас объясним, начав рассказ несколько раньше.

* * *

Когда Кальдерона играла, Кальдерон имел обыкновение ожидать ее у театрального входа, чтобы проводить домой.

Но в этот вечер, в одно и то же время и счастливый и несчастный вследствие откровенного разговора, более даже несчастный, чем счастливый, поэт удалился: после этого разговора, он убежал как сумасшедший, хотя со всех сторон кричали ему: «Король в театре…»

Но однако, уходя, Кальдерон просил одну из подруг артистки, Барбару Коранель, исполнить на этот раз его роль, роль проводника, и Кальдерона без спора приняла это изменение.

Прежде всего, она была уверена, что Кальдерон будет на нее некоторое время зол за ее откровенность. Потом, как артистка, она была слишком восхищена этим вечером, чтоб позволить господствовать над ней, как над любовницей, вследствие дурного расположения духа.

По предсказанию Инесы, король во время всего спектакля, казалось, имел глаза и уши только для нее…

А если это предсказание сбудется до конца! Если король? Почему нет… Но монастырь, в который она должна будет заключиться, после того, как король перестанет ее любить! Э! пусть он только ее полюбит! Она чувствовала в себе силу удержать его в своих руках, так что монастырь представится еще не скоро.

То была, как вы видите, девушка с характером. Но она была воспитана в таких прекрасных правилах ее приемной матерью, Марией де Кордова, которая уже около месяца жила в Севилье, удерживаемая своими семейными делами. Кальдерона оставалась одна со своею горничной в самом скромном обиталище, в нижнем этаже одного из домов улицы св. Иеронима.

Прошло минут двенадцать, как она вернулась домой, куда ее привела старая Барбара Коранель. Она занималась в своей спальне ночным туалетом, тогда как в соседней комнате камеристка готовила ужин.