Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира
Шрифт:
– Если вам угодно, сеньорита, – закричала Инеса, – все готово!
– Вот и я! – ответила Кальдерона.
И она уселась за стол напротив своей камеристки. О! она не была горда! Chorizo [24] , кисть винограда и по две или по три фиги каждой… хлеб и вода для обеих – вот и все….
После подобного ужина, по крайней мере, не рискуют увидать дурной сон.
Кальдерона уничтожала свою порцию, Инесса – свою, когда постучались в дверь, выходившую на улицу.
24
Тонкие
– Стой! – прошептала служанка и добавила громко: – Кто там?
– Герцог Медина дела Торес, – отвечал голос за дверью.
– Герцог Медина дела Торес! – тихо повторила со вздохом Кальдерона. Однако, она встала и подошла к двери…
– Что вам угодно, сеньор?
– Говорить с Кальдероной… говорить с вами, потому что я узнал ваш голос.
– Но я вас не знаю… Я никогда вас не видала…
– Отоприте: вы увидите и узнаете меня.
Мария глазами советовалась с Инесой, в тоже время внутренне советуясь сама с собой. Герцог не король… но это почти то же блюдо… Во всяком случае можно посмотреть!
Инеса движением головы сказала ей: «Отоприте!» В одно время с нею, Кальдерона сказала самой себе: «отпереть!»
Она отперла.
И ее первым впечатлением при виде посетителя, было вовсе не сожаление, – напротив! Герцог был молод и красив; моложе всех вельмож двора Филиппа IV. Двадцати трех лет, он обладал стройной талией, благородными и нежными чертами лица.
Он поклонился актрисе и поцеловал у нее руку.
– И при том, – сказал он голосом, в котором слышался самый легкий оттенок надменности, – и притом, сеньорита, разве слишком поздно теперь; когда вы меня знаете, уделить мне несколько минут вашего внимания?
Он подчеркнул эти слова «слишком поздно». Кальдерона покраснела, чем доказывалось, что, она отлично поняла смысл этих слов.
– Нет, ответила она, – нет, сеньор, не слишком поздно.
– Dios sea leado! (Благословен Бог!) Поговорим же сейчас! – весело вскричал Медина. Он сел.
– Прошу вас сюда, сеньор! – сказала актриса. Около стола еще уставленного простыми кушаньями, ей не нравилось беседовать с блистательным вельможей.
– Как вам угодно! – ответил он.
Между спальней Кальдероны и ее приемной матери, была маленькая комната, которая при случае могла сойти за залу, говорим при случае потому, что она ничем не отличалась по своей обстановке от прочих комнат. В нее то Кальдерона, предшествуемая Инесой со светильником, ввела герцога.
И этот последний, от которого не ускользнула чрезмерная простора убранства, вывел из этого благоприятное для себя заключение, что цитадель, нуждаясь почти в самом необходимом не долго выдержит осаду.
Камеристка вышла.
– Мое милое дитя, – приступил Медина, – я не буду несправедлив, сомневаясь
Проговорив эти слова, герцог обнял Кальдерону за талию, но она вырвалась, и еще вся пунцовая, но однако улыбающаяся, сказала:
– Вы чересчур поспешны, сеньор.
Он рассматривал ее с изумлением.
– А! это вам не нравится? – возразил он. – Вы предпочли бы, чтоб близ вас я оставался холодным и бесчувственным?…
– Но мне в первый раз говорят так, как вы. Я скромна!..
– Тем лучше, per Dios! Условие нашего взаимного договора будут более для вас выгодны… Молода, прелестна, скромна… Посмотрим: за молодость дом на площади Алькада! Довольно?
– О сеньор.!
– За красоту тысячу дублонов в месяц. Достаточно?…
– Сеньор!
– А за скромность… О! я уже и не знаю что… скромность неоценима!.. Ну, за скромность две тысячи дублонов в месяц и целый дождь поцелуев каждый день… Достаточно? Хочешь больше? Приказывай! Но… подпишем, подпишем…
Он снова сжал ее в объятиях.
Он был красив, очень красив!..
И при том, казалось, деньги ему так мало стоили… Грезы Кальдероны осуществлялись: у нее будут полные руки золота!
Она подписала.
Тук! тук! – во второй раз постучались в наружную дверь актрисы, стук дошел до слуха любовников, сидевших в зале.
– А это что? – спросил герцог, уже сожалея о том, что он прибавил за скромность. – Ждете вы кого-нибудь?
– Нет! клянусь вам!
Она сказала это так искренно, что он устыдился своего сомнения.
Тук! тук! тук! – стучал кто то, по-видимому, нетерпеливо.
Прибежала Инеса,
– Сеньорита, слышите? Это двое мужчин. Я, их видела из залы. Двое мужчин, закутанных в плащи.
Медина вынул свою шпагу.
– Если б их было четверо, десятеро, целая сотня, – гордо сказал он, – там, где герцог Медина, – другим нет места!
Он хотел броситься вперед.
– Умоляю вас, сеньор! – сказала Кальдерона, думая о Кальдероне. – Повторяю вам я никого не жду… Но вас я тоже не ждала, а вы между тем пришли… Быть может это друг, может быть театральная подруга, которая имеет во мне нужду – позвольте же мне…
Тук! тук! тук!.. тук! тук!.. – Ясно, что теряли терпение.
– Хорошо, ступайте!.. – сказал Медина.
Но он стоял на пороге залы, между тем как актриса ж служанка подошли к двери выходившей на улицу.
– Кто там? – спросила Кальдерона.
– Король! – ответил Оливарец. – Отпирайте скорее!..
Король!.. Бледный, как мертвец, Медина на цыпочках подскочил к Кальдероне и задыхающимся голосом прошептал:
– Отоприте! но если вы не хотите моей гибели, ни слова его величеству, что я здесь.
Герцог вернулся в залу.
– Отоприте, Инеса, – сказала Кальдерона.