Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира
Шрифт:
– Нигде! – хором повторили дворяне.
Все, исключая одного, который молчал и улыбался, презрительно покачивая головой. Его звали Рожер де Бельгард. Герцог и пэр, великий конюший Франции, осыпанный милостями Генриха III, этой навеки закатившейся звезды, – Рожер де Бельгард явился развлечься при блеске восходящего солнца.
Молчание и улыбка, также как и покачиванье головой великого конюшего не ускользнули от Беарнца.
– О! о! – вскричал он, несколько оскорбившись, – ты не согласен с нами Бельгард, что мадам де Бовильер одна из прелестнейших женщин
– Извините, государь, я согласен, что она одна из прелестнейших женщин. Но вы не то сказали сейчас; вы сказали, что ей нет подобной.
– Ну?
– Я не того убеждения, государь.
– Ты знаешь женщину, которая может сравниться с Мари де Бовильер?
– Я не только знаю; но люблю ее и любим ею.
– Право? А имя этого чуда?
– Габриэль д’Эстре.
– Габриэль д’Эстре? А где она живет?
– В замке своего отца, в Кэвре?
– А! это далеко отсюда?
– Семь лье, государь.
– Семь лье – безделка! Ventre-saint-gris! [25] ты задеваешь мое любопытство, Бельгард. Ночь великолепна; если вместо того, чтобы спать, давай мы отправимся с тобой вдвоем отдать визит твоей любовнице?
Великий конюший поклонился, по-видимому совершенно готовый подчиниться капризу своего повелителя, но в душе сожалея, что он возбудил этот каприз. По счастью один дворянин заметил, что было бы неблагоразумно для короля проехать семь лье по стране, которая почти вся была занята неприятелем. У Лиги было два гарнизона между Мантом и Кэвром.
25
Ventre saint-gris (шуточн.) – Клянусь животом святых серых (монахов). Любимая поговорка Генриха IV, намекавшего на орден серых монахов, учрежденный Св. Франциском Ассизским (St. Francois d’Assise). (Прим. ред.).
– Э! если Бельгард, один проходит под носом у двух гарнизонов, – возразил Генрих, – почему он будет менее счастлив в моем обществе?
– Позвольте, государь, – сказал Бельгард, – уже несколько времени я не осмеливался явиться в Кэвр, а когда я это делал, то всегда с хорошим конвоем.
– Хорошо!.. У нас тоже будет конвой. Ventre-saint-gris! Это не трудно!
– Но…
– Но сделав наступление, ты теперь пятишься назад, трусишка! Признайся же сию минуту, что ты боишься, что если я увижу твою любовницу, так похищу у тебя?..
– О, государь! как вы могли предположить?
– Ну, хорошо!.. Сегодня ночью мы не отправимся… мы будем спать… Но мы с тобой не квиты. Бельгард!.. Тем хуже для тебя!.. Ты уверяешь, что твоя д’Эстре также прекрасна, как Мари де Бовильер… Я хочу ее видеть и увижу!.. И скоро… Может быть, завтра…
Но на другой день Генрих должен был ехать в Санлис, куда призывали его дела, и где жила Бовильер; он провел там три или четыре веселых дня, затем он посещал другие города в течение двух недель… Бельгард успокоился; король больше
Увы! Бельгард еще не знал своего нового повелителя!.. Он забывал то, что ему нужно было забыть, но помнил все то, что засело у него в уме. Вернувшись в Мант, однажды утром, когда он готовился сесть за завтрак, король увидал великого конюшего, который явился просить у него позволения отлучиться на двадцать четыре часа. Эта просьба, хотя не имела ничего необыкновенного, по-видимому удивила короля.
– О! о! Двадцать четыре часа!.. – воскликнул он. – А что ты хочешь сделать из этих двадцати четырех часов, Бельгард? Куда ты хочешь отправиться на целые сутки?
– К одному из моих друзей, государь, которого я давно уже не обнимал.
– А? А не будет нескромностью спросить имя этого друга?
– Нимало, государь!
– Ты, понимаешь, для меня будет трудно не видать тебя целый день и целый вечер, мой милый Бельгард!.. Если известная тебе особа питает к тебе уважение, мое уважение не меньше ее, ты не сомневаешься, полагаю я? Двадцать четыре часа не видать тебя, – это слишком долго… Ах! это очень долго! Мы говорили, что эта персона называется?..
Бельгард, которого насмешливый тон короля начинал выводить из терпения, потому что он предчувствовал результат этой насмешливости, – Бельгард ответил довольно сухо:
– Габриэль д’Эстре, государь.
– Габриэль д’Естре! – повторил Генрих, нечувствительный к дурному расположению духа герцога. – О! а не та ли это демуазель, о которой ты говорил в последний раз, что ее красота равняется если не превосходит красоту Мари де Бовильер?..
– Разве, государь? Мне кажется, я сказал…
– Тебе кажется?.. Но ты утверждал, мой друг, и так положительно, что внушил мне желание самому удостовериться в действительности твоего уверения… Ты не помнишь этого?
– Да… мне кажется…
– О, Бельгард это большая разница! Так как речь идет о том, чтобы засвидетельствовать почтение твоей любовнице, я тебя не удерживаю. Даже лучше: вместо двадцати четырех, я даю тебе сорок восемь часов. Только ты отправишься в Кэвр не один, друг мой; я еду с тобой!.. Я хочу точно увидеть этот цветок красоты, перед которым, по твоему мнению все другие должны спустить флаг. Как обыкновенно ты туда отправляешься, с двумя или с тремя провожатыми? Ну, на этот раз ты возьмешь шестерых. Прикажи оседлать наших лошадей; я беру двойное число, и мы отправляемся!..
Нельзя было ответить: нет! Если бы с ним случилось опасное приключение, Бельгард должен бы был обвинять только самого себя: безумец, который из глупой суетности выставил свою любовь напоказ.
– Ах! если бы он мог найти ее дурнушкой!.. – шептал он, направляясь к конюшням
Тщетная надежда! Бриллиант – всегда бриллиант. Только слепцы не увидят его блеска. А к несчастью для Бельгарда, Беарнец в этом отношении не был слепцом.
Замок де Кэвр, где жила Габриэль, под крылом своего отца. – Маркиза д’Эстре со своими сестрами возвышался в трех лье ниже Суассона…