Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира
Шрифт:
Предваряя несколькими минутами Генриха IV и Бельгарда, которые в течение полутора часов проехали семь лье, отделяющее Мант от Кэвра, – мы проникнем в одну из башенок, где мы встретим Габриэль, разговаривающей с двумя своими сестрами, Дианой и Инполитой.
Родившись в 1571 году Габриэль в 1589 имела следовательно 18 лет от роду. Вот её портрет, начертанный Дрэ ди Радье, в его Анекдотах о францусских королях.
«У Габриэли была прелестнейшая на свете голова, обильные белокурые волосы, голубые глаза, блистательные до ослепления; цвет лица ослепительно белый, когда она не была ничем взволнована, прекрасный нос, рот,
Портрет этот страдает неопределенностью, он не воссоздает перед нами живого лица. Но вот другой, который передает нам Сен-Бев взятый с карандашной коллекции Ниэля.
«Она была бела, белокура; у ней были золотистые белокурые волосы, приподнятые массой; прекрасный лоб, разрез глаз широкий и благородный, нос прямой и правильный, рот маленький, улыбающийся и пурпурный, физиономию ласковую и нежную, какая-то прелесть была разлита но всему ее лицу, ее глаза были голубого цвета, ясного и нежного выражения. Она была вполне женщина, по своим наклонностям, по честолюбию, даже по своим недостатками»
Да, она была женщина даже в своих недостатках: а ее недостатками была любовь к роскоши и к удовольствию. Сладострастная и кокетливая – такова была Габриэль… Она была рождена, чтобы стать любовницей короля.
В ожидании она забавлялась с жантильомами. Не вполне доверяя скандалезной хроники, которая приписывает ей полдюжины любовников до Генриха IV, мы должны, однако, сознаться, что их у неё было, по крайней мере трое… Это еще очень честно!..
В ту минуту, когда мы проникаем в залу башни, в которой собрались сестры, Габриэль совершенно справедливо жаловалась на отсутствие Бельгарда.
– Невозможно, – говорила она жалобным тоном, – чтобы Рожер был убит в какой-нибудь свалке!..
– Полно! – весело возразила Ипполита. – Если бы де Бельгард умер, он известил бы тебя. Разве уважающий любовник покидает этот мир, не послав вздоха своей возлюбленной?
– Бедный Рожер! – заметила Габриэль, теребя уши большой шотландской левретки по имени Дафнис, к которой она была привязана. – Право, я очень страдаю о нем.
– Из этого-то сострадания ты и развлекалась вчера с Лонгвилем? – сказала Диана.
– Надо же как-то развлекаться! – наивно возразила Габриэль.
– Но кого же, – заметила мадам де Баланьи, – ты предпочитаешь: Бельгарда или Лонгвиля?
– О! я больше люблю Бельгарда! Он моложе и красивее!
– Ну, я скажу тебе, скоро ли ты увидишь своего великого конюшего.
То говорила Диана. Она вынула из ящика карты представлявшие еще по моде царствования Карла IX: четырех валетов-лакеев: охоты, дворянства, двора и пеших, сопровождающих четырех королей: Августа, Константина, Соломона и Кловиса. Она подала эти карты Габриэли.
– Возьми одну карту, – сказала она ей.
Габриэль повиновалась с улыбкой. Но вдруг она вскричала:
– О! я взяла две вместо одной.
– Хорошо! – продолжала Диана. – Карты всегда правы! Это потому, что вместо
– Вы поместите нас в Лувре…
– Признавая, что ваш царственный любовник поселится в Лувре…
– Что, по-видимому, случится не скоро.
Мадам да Но и мадам де Баланьи хохотали как сумасшедшие, выражаясь таким образом, и обе с почтением поклонились Габриэли.
В эту минуту снаружи донесся шум: опускали подъемный мост. Габриэль бросилась к окну.
– Бельгард! – воскликнула она. – Бельгард!.. Но он не один! Посмотрите Ипполита, посмотрите Диана, с ним другой вельможа?
–Да это король! – сказала мадам де Баланьи, которая узнала Генриха IV, потому что видела его в прошедший год в Компьене, где она была с мужем.
– Король! – воскликнула Габриэль. И смотря на карты лакея дворянства и на Августа, которых она еще держала в руках она повторила в одно время с сестрами:
– Король! ах вот что странно!..
Между тем каковы бы ни были честолюбивые мысли пробужденные в ней внезапным появлением в Кэвре короля, – появлением столь совпадавшим с предсказанием карт, – Габриэль в это первое свидание приняла очень холодно Генриха IV. И если согласиться с Капефигом, то это объясняется очень легко.
Хотя Генриху IV в это время было только тридцать семь лет, он не был обольстителен. «Заботы, военные труды, удовольствия уже покрыли лицо его морщинами, его темная кожа стала почти черной, как кожа древних Басков. В последнюю компанию он имел столько забот, что его волосы и борода поседели, его нос необычайно длинный и кривой, доходил почти до подбородка, так что едва оставалось место для рта, осененного почти седыми усами. Черты Гасконца, довольно красивые в юности, приняли в зрелом возрасте определенные очертания, чувственные, насмешливые, и да позволять мне это сравнение, выражение похожее на итальянского полишинеля, и вместе с этим веселые глаза, насмешливую улыбку, совсем желтые и дрожащие зубы, как следствия любовных наслаждений и военных трудов».
В сравнении с Бельгардом, – одним из прекраснейших жантильомов Франции, – Генрих IV был жалок. Таким образом, хотя он был и король, Габриэль мало занималась им в первую встречу. Но если король не понравился Габриэли, то Габриэль очень понравилась королю.
– Ты прав! – сказал он Бельгарду, – она красивее Марии Бовильер.
Гордясь посещением короля, маркиз д’Эстре захотел его отпраздновать. Лучшие бутылки вина были откупорены в честь царственного гостя. Обыкновенно, Генрих пил много, на этот раз он воздержался. Бельгард надеялся на противное. Он рассчитывал на обычную привычку его величества, на его пристрастие к хорошему столу, и надеялся воспользоваться несколькими часами свободы со своей любовницей, блестящие глаза которой доказывали, что и она не менее его желает поговорить с ним наедине. Обман влюбленных, за которыми следил ревнивец. После ужина, Габриэль, под предлогом внезапной мигрени, просила позволения удалиться в свою комнату, и король благосклонно дозволил ей это, сказав: