Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира

де Кок Анри

Человек исчез прежде, чем Марион коснулась письма, положенного перед ней на стол. Письмо было тщательно запечатано, а на адресе без всяких титулов стояли эти слова:«Жоржу Виллерсу Бэкингему».

– Что значит это? – прошептала – Марион.

И возвращенная зловещей странностью происшествия к разговору с Даниэлем Говардом, происходившему за несколько минут, она заключила:

– Я буду счастлива, если помогу герцогу избавиться от опасности!..

Марион надеялась увидать Бэкингема на Cours; но он не по-казывался; следовало, стало быть, дождаться вечера, чтобы

передать ему это таинственное письмо.

Бэкингем явился в тот самый час, в какой обыкновенно приходил, между девятью и десятью часами.

Она вскрикнула от радости, при виде его.

– Ах! вот и вы наконец! – сказала она.

– Наконец… Слово очень любезно, милая Марион, хотя оно пахнет несколько упреком, который я не принимаю на себя. Разве я не точен в это пятое свидание, – полагаю, это пятое, – как был точен в предыдущие? Ho что с вами, моя милая? Вы взволнованы?.. Это что за бумага?..

Марион подала письмо Бэкингему.

– Прочтите.

– Жоржу Виллерсу Бэкингему.» О! о! вот что за целое лье пахнет пуританином!.. Кто вам передал это письмо, Марион?

– Человек со злобным взглядом, в строгом костюме, который нашел средство пробраться ко мне, не будучи замечен моими лакеями.

– Хорошо!.. Поспорим, что письмо это заключает в себе повторение того же совета, который два раза уже мне давали с тех пор, как я в Париже.

– Так вы знаете человека, который был здесь сейчас?

– Нисколько. Два первые раза совет находился у меня в кармане, так что я и не знал как он туда попал. А это досадно, потому что, как должно полагать, это тот же господин, который удостоил вас сегодня визитом, моя прелестная Mapион. Мне думается, что в Париже я мог бы попросить одолжить мне веревку, чтобы тотчас же повесить этого чудака.

Говоря таким образом, Бэкингем распечатал письмо и бросил на него презрительный взгляд.

– Я говорил, – произнес он, – те же глупости в тех же выражениях. Пуритане не разоряются на стиль. Однако пребывание во Франции должно бы развить несколько их ум… Это не стоит тех нескольких минут, которые мы потеряем.

Герцог хотел разорвать письмо, но Марион сделала такой красноречивый жест, что Бэкингем остановился.

– Вы хотите видеть, что мне пишут? – произнес он. – Прочтите. – Он подал ей бумагу, на которой были написаны следующие строки:

«Совет Жоржу Виллерсу Бэкингему.

Ты и повелители твоего преступления истощили терпение верных. Вместо того, чтобы дать нам, так как это долг вас обоих, гаранты против непрестанных нашествий папизма, вы готовитесь совершить новый союз с ним, призывая папистку на трон Англии. Трепещи, Жорж Виллерс, распутник и клятвопреступник! Если Карл женится на Генриэтте Французской, – сначала ты, потом он, вы умрете!..»

«Пресвитерианец.»

Марион кончила читать.

– Ну, вы хотели знать, совет, моя милая? – весело сказал герцог. – Теперь вы его знаете. Сначала я, потом Карл I

приговорены к смерти пуританами. О, нечего туда и возвращаться!.. Нам остается только сделать только духовные завещания, королю и мне. Ну, что касается меня, в ожидании того, когда я буду испускать последней вздох под ножом убийцы, я хочу умереть и ожить, чтобы снова умереть в твоих объятиях, моя милая Марион!..

И он привлек ее к себе…

– Герцог! – вся побледнев, сказала она. – Осмелитесь, ли вы шутить, когда быть может, убийцы следят за вами во мраке!.. Не благоразумнее ли…

– Благоразумнее! Близ тебя, Марион, благоразумен только глупец!..

* * *

Прошло три года со времени этих происшествий; лорд Бэкингем давно уже был в Англии, привезя с собой, противно желанию пуритан, в жены королю молодую сестру Людовика XIII, Генриэтту Французскую.

Марион Делорм забыла об этом эпизоде своей жизни, как, быть может, забыла она Бэкингема… Как вдруг, в конце августа месяца 1628 года, кровавая новость разнеслась по Парижу. 23 числа этого месяца фаворит Карла I был убит в Портсмуте фанатиком Фельтоном, в ту самую минуту, когда герцог готовился отправить новый флот против Франции.

Марион была поражена трагической смертью прекрасного и великодушного англичанина. Она вздрогнула, когда подумала, что тот человек, с мрачным лицом, который приносил ей письмо к герцогу, был, быть может, его убийцей.

Но что сталось с Джэйн Брустэль? Марион узнала об этом позже, через одного из своих друзей, графа Лаверни, бывшего в Лондоне.

Джэйн Бурстэль, по возвращении в Англию оставила роль пажа и превратилась в любовницу герцога. Но мог ли тщеславный и непостоянный Бэкингем долго любить дочь купца?.. Джэйн возвратилась к матери и скоропостижно умерла, узнав о смерти Бэкингема.

– Так от любви умирают! – сказала Марион, выслушав рассказ графа.

Марион не должна была умереть от любви, однако разлученная ударом секиры от единственного человека, которого она искренно любила, она до последнего вздоха должна была дарить последнюю слезу воспоминаний о любимом человеке…

То был Сен-Марс.

* * *

Ему не было еще двадцати одного года, когда она его узнала… Ей уже пробило тридцать пять лет. Быть может, поэтому-то она особенно и любила его, как любовница и как мать.

Генрих-Суаорье де Ризе д’Эффиа, маркиз де Сен-Марс явился из Туренна к французскому двору, где Ришелье назначил ему место фаворита при короле, – и для того, чтобы забавлять его величество и для того, чтоб шпионить за ним.

В начале Сен-Марс охотно отдался видам Ришелье. Жадный до почестей, наслаждений и т. п., весь живший настоящим и не помышлявший о будущем, он позволял толкать себя вперед, не спрашивая почему его толкают так скоро и сильно. Его почти в одно время сделали капитаном гвардии, потом главным смотрителем гардероба и затем великим конюшим. И при дворе, и в обществе его не называли иначе, как le Grand. Это была лестно для маленького дворянчика, еще накануне прозябавшего в глубине своей провинции.