Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира
Шрифт:
Так было и с Эдвардом Роумнеем. Мисс Арабелла была до сумасшествия влюблена в живописца четыре месяца кряду. И хотя он был богат, Арабелла никогда не соглашалась принять от него ничего кроме безделушек. В настоящее время она не любила никого, а потому умирала со скуки. Вот почему она обрадовалась, встретив маленькую няньку из Флинта. Эта встреча обещала доставить ей развлечение.
С тем особенным тактом, который присущ известным натурам, Эмма Гарт с первой минуты поняла, что Арабелла была не жена, а любовница сэра Эдварда. Встретив Арабеллу в Лондоне в то время, как живописец путешествовал, Эмма Гарт поняла, что между ними все покончено, и что, следовательно,
Арабелла не прерывала Эмму Гарт, потом воскликнула!
– Бедная малютка! – воскликнула она несколько насмешливым тоном. – Вы приняли за чистую монету слова Эдварда Роумнея? Но, моя милая, во время нашего путешествия сэр Эдвард двадцати девушкам предлагал тоже самое, что предлагал вам.
– Правда?…
– Правда-правда! У него такая уж мания предлагать каждому сколько-нибудь пикантному личику быть моделью для его картин. И его люди отвечали вам, что он вернется через два или три месяца?..
– Да, сударыня.
– Ну, так его люди знают столько же, как вы, или я. Он даже сам не знает, когда вернется, потому что влюбился в Париже в танцовщицу, а когда мужчина сходится с танцовщицей, то сам только черт знает, когда он развяжется с ней! Но это еще не все. Ясно, что вы не можете вернуться в таверну Славного Шекспира… В числе посетителей не было ли какого-нибудь не совсем обыкновенного господина?
– Один, сударыня.
– А! Вы заметили! Без сомнения самый любезный?
– Ну, не слишком. Он предлагал мне проводить меня к Темзе, чтобы я утопилась.
– Да он был пьян?… Ну, а куда вы шли, когда мы встретились?
– К брату моего старого хозяина, просить его покровительства.
– Но вы не особенно на него рассчитываете? Вот, моя малютка, что я предложу вам: вы недурны собой и притом не глупы… умеете читать?..
– О, да, сударыня!.. Я была в пансионе… Я даже несколько играю на клавесине…
– Вы играете на клавесине!.. О! Вы имеете преимущество передо мною. Я никогда не могла сыграть ни одной гаммы. У меня слух, как у мула. Итак, моя милая Эмма, если вы согласны, я беру вас к себе, не как служанку, а как компаньонку. С некоторого времени у меня мрачные мысли; всё меня раздражает, ваше общество, быть может, будет для меня приятно. Вы мне будете читать романы, играть на клавесине, чтобы усыпить меня, а я дам вам пятьдесят экю жалованья… Согласны?
– С благодарностью.
– Хорошо! И заметьте, что я оставляю вам полную свободу, когда вернется Эдвард Роумней, отправиться к нему служить моделью для его мадонны… ха, ха!.. как мы посмеемся над ним!.. Любите ли вы театр, Эмма?..
– Я никогда в нем не бывала.
– Как я не подумала об этом! В этой трущобе Флинте ведь нет театров. Боже, что за печальная сторона! Ну, я вас свожу в театр, мне любопытно знать, как он подействует на вас.
Мисс Арабелла была несколько взбалмошна, но не зла. Это она доказала тем интересом, который выказала к Эмме Гарт. Что касается последней, то если бы она лучше знала все обстоятельства, быть может, она так скоро не приняла бы предложенный ей хлеб. Но мы знаем, что с детства оставленная самой себе, с умом, испорченным романтическим чтением, Эмма Гарт никогда не беспокоилась о том, чтобы отличать добро от зла; и даже по инстинкту скорее была склонна к злу, чем к добру. Если она еще не согрешила, то не вследствие добродетели, а потому что не представилось еще случая согрешить. И теперь, когда женщина, обладавшая богатством, предлагала ей вступить
Арабелла взяла Эмму под свое покровительство потому, что она казалась ей миленькой, – сама она была слишком прекрасна, чтобы Эмма казалась прекрасной, – и первые два три дня между куртизанкой и ее компаньонкой все шло как нельзя лучше; первая любовалась восторгом Эммы, который она выражала при виде окружавшей роскоши, забавлялась, наряжая ее, и уча искусству нравиться…
То была не компаньонка, а скорее кукла Арабеллы, – кукла оживленная, – умная куколка, которой Арабелла в начале гордилась. Обе женщины были одного роста; одетая в платье госпожи, причесанная ее парикмахером, Эмма была очень привлекательна. Ее неловкость продолжалась очень недолго. Она была рождена для того, чтобы ходить в шелку. Сидя за одним столом с Арабеллой, она ни мало не стеснялась и не конфузилась. Читала она со вкусом, с жаром и очень порядочно играла на клавесине. Истинно, драгоценная куколка!..
На другой день Арабелла повезла ее в свою ложу для показа.
Играли «Ромео и Джульетту». Для Эммы то был вечер очарования. Она от первой до последней сцены знала бессмертное произведение Шекспира; но какая разница между чтением и игрой на сцене!.. Бывшая нянька, казалось, грезила. То был сон, которого она пламенно желала!
По желанию Арабеллы ее куколку видели и те из ее друзей, которые явились в ложу, чтобы принести свои поздравления.
« – Восхитительна! – Игрушечка! – Жемчужина! – Находка!»
Но находка ничего не слыхала. Она слушала только Шекспира. Арабелла смеялась. Наконец, ей не наскучило, что все и в ее ложе и в театральной зале обращали внимание только на Эмму.
– Поедем! – сказала она.
– Уже! – пролепетала молодая девушка. – Но ведь будет еще один акт.
– Поедем! – сухо повторила Арабелла.
Вечера через два, когда Эмма читала Арабелле только что вышедший роман, доложили о приезде кавалера Генри Фитчерстонгау, – старинного друга куртизанки.
Эмма встала, чтобы уйти, – но когда она уходила на право, кавалер Генри вошел слева.
– О, мисс, останьтесь, ради Бога! – вскричал он, жестом удерживая молодую девушку.
Она остановилась. Арабелла топнула ногой.
– Ступай! – сказала она. Эмма исчезла.
– По истине, Белль, начал кавалер, садясь, – это жестоко лишать нас присутствия этого маленького чуда, которым третьего дня весь Лондон любовался в Дрюри-лейне. Где вы отыскали эту ангельскую головку?.. Родственница она вам? Поздравляю вас, что в вашем семействе есть ангелы!..
– Это моя читальщица.
– Ба!.. У вас есть читальщица.
– Почему же нет?.. Ведь не вы же ей платите.
– О! О! Едкость!.. Чем я заслужил ее, моя милая? Не потому ли, что я позволил себе близ падающей звезды приветствовать звезду восходящую?
Эти слова могли быть приняты в лестном смысле, потому что, действительно, Арабелла была в это время в ночном пеньюаре, но она не простила кавалеру. Она не простила и Эмме.
С этого вечера ее отношения к Эмме совершенно изменились. Если она не прогоняла ее, то лишь вследствие остатка совестливости. Но она перестала фамильярно обращаться с ней, стараясь даже говорить с ней холодно и сурово. Не стало ни чтения, ни музыки. Сидя в своей комнате, куда ей подавали кушанье, Эмма с утра до ночи должна была заниматься шитьем. Положение ее было еще не слишком тяжело, но оно вовсе не походило на те удовольствия, которые ей были обещаны.