Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира
Шрифт:
Великие характеры обнаруживаются только в особенных обстоятельствах. Другая на месте Августы потеряла бы голову.
– Ей Богу! – вскричал барон, быстро входя в комнату влюбленных. – Я вижу, что вы успокоились, и я сердечно поздравляю вас.
– Ни слова больше! – сказала Августа, вскакивая в одной рубашке с постели. – Мы сейчас объяснимся.
Потом, обернувшись к своему любовнику, остававшемуся как будто пригвожденным к постели, она продолжала:
– Это мой дядя, Рейнольд, – дядя, который имеет права отца. Одевайтесь и уходите!
Рейнольд вскочил в свою очередь, с постели; оделся в одну минуту и убежал
Теперь начала говорить Августа, обращаясь к барону, несколько бледная, но совершенно спокойная.
– Зачем вы в Бреславле? Быть может для того, чтобы возвратить меня к принцу? Король простил?
– Да, я послан его величеством, чтобы… но… по истине после того, что я видел… Я не знаю, должен ли я…
– Что вы видели? Что вы видели!.. Катерину Фукс с ее любовником… Что есть общего между Катериной Фукс и Августой Генке? Полноте, барон! Подумайте: король стар… Фридрих Вильгельм будет его наследником, а Фридрих меня любит до страсти… Я могу быть могущественной, а когда я буду могущественна, я не забуду моих друзей. Друг вы мне? Отвечайте!
– Мадемуазель, прошу вас… – пробормотал барон, который во время речи Августы невольно с жадностью смотрел на полуоткрытые прелести милой женщины… – прошу вас… прилягте… Я ведь не из мрамора.
«Я полагаю!» – подумала Августа и вслух сказала:
– К чему мне ложиться, если вскоре мы должны ехать? Барон, скоро мы поедем?
– Я совершенно ваш. Вы, вероятно, позволите мне отдохнуть хоть час, и мы отправимся…
Августа охватила шею барона, безумно поцеловала его в обе щеки, потом, выталкивая его из комнаты, она проговорила:
– Я вам даю четыре часа, барон, на отдых. Спите четыре часа и потом – в дорогу! Добрая ночь в ожидании хороших дней.
Вот та женщина, которую Фридрих Вильгельм, став королем, вследствие смерти Фридриха Великого, сделал графиней Лихтенау .
Вместо заключения: Советник Фридрих фон Кёльн так писал о ней в своём труде «Доверительные письма о внутренних контактах при прусском дворе после смерти Фридриха II»: «…Природа щедро одарила её всеми чарами, чтобы соблазнять мужчин. Но она никогда не поддавалась легкомысленным связям. У неё была необыкновенно прекрасная фигура, совершенная и бесподобная. У нёе был неплохой вкус и склонность к меценатству. У неё был самый изысканный в Берлине стол, самое непринуждённое и весёлое общество. Она была рождена и воспитана как куртизанка».
Книга четвертая
ДАМЫ ПОЛУСВЕТА XIX ВЕКА
Леди Гамильтон
Леди Гамильтон. С картины Генри Боуна
В 1778 году в Лондоне была таверна, которую называли «Таверной Славного Шекспира» – Glorious Shakespear’s Tavern.
В
При входе находилась контора, – bar room, – где пили стоя. Затем, tab room, комната назначенная для работников. Наконец par lour или зала, лучше отделанная и освещенная, чем предыдущие, предназначенная для артистов, художников, актеров, поэтов, журналлистов – завсегдатаев заведения. Среди всех этих молодых людей, собиравшихся в таверне Славного Шекспира, многие могли впоследствии прославиться.
В ожидании славы они приобретали ум, поглощая бочки портера.
Вечером 27 ноября 1778 года в palour’е сидело человек двенадцать, разговаривавших о вчерашнем представлении на маленьком театре Гай Маркета, – представлении, на котором знаменитый Фут изображал посредством марионеток сцену, имевшую большой успех в высшем обществе Лондона.
– Который час, господа! – перебил этот разговор ударом кулака по столу Бриджет Финч, живописец.
– Одиннадцать! – ответили многие голоса.
– Одиннадцать?… А Даниэля Гольборна нет. Это меня беспокоит.
– О! о! – смеясь заметил Джемс Фоссет, музыкант – Бриджет Финч беспокоится о Даниэле. Признайся, друг мой, что ты голоден, и рассчитываешь, что Даниэль накормит тебя ужином; потому тебе и досадно, что он не приходит.
– Дальше? сухо возразил Финч. – Если и правда, что Даниэль часто мне делал небольшие одолжения, то мне их делали и другие и во всяком случае я обязан за это благодарностью. Я не похож на тебя, Джемс!
– Как! Ты не похож на меня? Когда ты заметил, что я не питаю дружбы, которой мы все обязаны Даниэлю?…
– Мудрец познается с полуслова! – пробормотал сквозь зубы Бриджет Финч.
– Я не мудрец, – возразил музыкант, становясь перед художником. – Я требую, чтобы ты сейчас же объяснил, что ты хотел сказать, Бриджет Финч.
– Или? повторил насмешливо художник.
– Или также верно, что есть Бог, я разобью тебе голову этим горшком.
– Ба! ба!.. Прелестный задаток, Джемми, когда ты погубишь горшок и голову, прибавить ли это мозгу в твоей? Softlu! Мира и эля! Кнокс!..
Слова эти были произнесены тем, кто явился предметом ссоры между Бриджетом Финчем и Джемсом Фоссетом. Сэр Даниэль Гольдорн был красивый молодой человек лет двадцати пяти, обладатель блистательного состояния, которое он благородно тратил в обществе артистов, оригинал, со всегда открытым кошельком, при случае также тративший свое остроумие, как и золото, по-видимому находивший удовольствие царапать словами того, кого он ласкал взглядом.
Веселое утро приветствовало его появление. Все руки протянулись к нему.
Между тем, приближаясь с напыщенной важностью к Финчу и Фоссету, которые смотрели друг на друга как петухи, и ударив их по плечам, он проговорил:
– Глупцы! Глупцы те, которые спорят и дерутся за отсутствующего! Разве недостаточно показывать вид, что любите меня, когда я здесь?…
Фоссет и Финч подняли голову.
– Так ты, сказал один тоном упрека, ты воображаешь, что я… что мы все не имеем к тебе искренней привязанности.