Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира
Шрифт:
– О, государь!
– Постойте!.. Не прыгайте так на своей постели!.. А то опять кровь прильет в голову… Возможно ли, чтобы принц, призванный управлять одним из лучших государств в Европе, имел слабость влюбиться как последний мещанин в девчонку!.. Наконец, вот условия, на которых я согласен возвратить вам вашу красотку.
– Говорите, государь.
– Вы женитесь, через шесть месяцев.
– Согласен, государь.
– Женившись, вы устроитесь, как вы захотите… это будет зависеть от вас. Но до тех пор, так как было бы неприлично, чтобы вы продолжали свои глупости,
– Как, государь, вы требуете!?
– Я требую, чтобы вы нашли этой девчонке благосклонного мужа, который давал бы свободу в ваших удовольствиях, прикрывая их своим именем. Разве вы находите трудным это? Разве не было сотни примеров подобного рода браков?..
– Да, государь, да… я теперь понимаю и принимаю…
– Хорошо! В таком случае я прикажу привезти мадмуазель Генке…
– О, государь! Я вам так благодарен!.. Вы далеко услали мою Августу?
– Какое вам дело, куда я услал ее, если я ее возвращаю вам!
– Только одна просьба, государь!
– Какая?
– Она должна была сильно страдать от этого происшествия, и еще вероятно страдает… Большая неожиданная радость может убить ее…
– Это значит, что лицо, которого я хочу послать за ней, должно будет исподволь объяснить ей о моем решении?.. Черт побери! Да эта девчонка настолько чувствительна?
– Она меня любит, государь!
– «Она меня любит»!.. Нет, это сильнее меня! Я никогда не привыкну к этим глупостям!.. Но вы желаете этого – пусть будет по-вашему. Ее не станут пугать неожиданностью. Чтобы привести г-жу Генке в Шарлотенбург, будут надеты перчатки… До свидания!..
Новые инструкции были даны также барону Бредту, который, согласно желанию принца, отправился в Бреславль за той, которая была сослана туда месяц назад. Капитан Бредт не отличался деликатностью; он подобно королю, лучше умел говорить с солдатами, чем с женщинами. Но сам король сказал ему: «Мой племянник боится за сильное волнение со стороны девушки… Будь ловчее… не обращайся с ней грубо…»
– Как, черт побери! Как я слажу с этим? – спрашивал самого себя барон, во всю дорогу от Потсдама до Бреславля. И во все четыре дня он не объяснил себе, как возьмется он за это дело.
– Ба! – сказал он самому себе. – Г-жа Гютцнер, хозяйка, даст мне совет.
Прежде всего, барон оставил свою карету на почте и дошел пешком до той улицы, где находился дом г-жи Гютцнер.
Был вечер; пробило десять часов; г-жа Гютцнер готовилась лечь в постель, когда служанка таинственно провела к ней барона Бредта.
– Господин барон, это вы?…
– Да… Тише! Не следует, чтобы ваша племянница, мамзель Фукс, знала, что я здесь. Как она чувствует себя этот месяц?
– Очень хорошо… так хорошо, как позволяет ей ее печаль… Она очень печальна, эта малютка!
– Да, у нее есть причины быть печальной… у нее будут причины быть веселой…
– Ах!..
– Я вам тотчас же объясню; прежде всего, где она теперь?
– У себя. О! Вот уже больше двух часов, как она ушла к себе, поужинав с нами.
– Она ужинает у вас?
– Каждый день. Она и обедает тоже.
– Она не часто выходит?
– Днем на несколько часов, когда хорошая погода, она делает небольшую прогулку в Фибич, и всегда в таком случае закутанная в свой плащ; потом она приходит домой и читает у себя в комнате до ужина книги, которые я доставляю ей. После ужина она ложится спать…
– Она не жалуется?
– Никогда барон. Никогда я не слыхала от нее ни одной жалобы.
– Хорошо! Хорошо! Итак, мадам Гютцнер, этого ангела, которого я поручил вам, я беру назад.
– Уже!
– Это слово делает честь и ей, и вам. Причины ее удаления в Бреславль более не существуют, и я имею приказ перевезти ее обратно в Потсдам.
– Тем лучше для нее и тем хуже для меня.
– Но… Я прибегну к вашей опытности… Очень вероятно, что приносимая мною новость будет для нее чрезвычайно приятна. По вашему мнению, каким образом лучше всего объявить ей эту новость?..
– Я и сама не очень то смыслю в этом… Но вы могли бы написать ей несколько слов, а я отнесла бы записку.
– Нет, мне приказано поговорить с ней, – с ней одной, без свидетелей.
– В таком случае она у себя в комнате, но вероятно еще не спит. Она читает. Я вам сказала, что она много читает. У меня есть другой ключ от ее комнаты.
– Прелестно!.. Браво!.. вы очень ловки!.. Я тихо вхожу к ней и… но если она уже в постели?..
– Так что же?.. Добрые намерения оправдывают смелость.
– Это ясно. Дайте мне ваш ключ г-жа Гютцнер. Если она легла… если она не спит… ну, я разбужу ее, – вот и все. И я уверен, что она не сделает мне упрека. Дайте мне ключ.
– Извольте. Хотите свечу?
– Нет, не надо. Свеча бесполезна, потому что я хочу ее удивить…
Оставив г-жу Гютцнер, барон Бредт взошел в комнаты Августы. Помещение состояло из трех комнат. Барон на цыпочках прошел первую и вторую; в этой последней он остановился, прислушиваясь, спит она или не спит?.. Что за странность! Из-за двери спальни до посетителя достиг звук, который заставил этого посетителя раскрыть глаза от какого-то удивления… Барон был не очень то знающ в этой музыке, но она не совершенно была ему неизвестна. Если он позабыл ее теперь, то знал ее в молодости…
Сзади этой двери целовались, и эти поцелуи перемешивались с задушевными вздохами, с какими-то нежными словами… Что за вздор!.. Он грезил, или скорее она грезила… Ну, а кто же помешает ему сделать осмотр?.. Барон приложил глаз к дверному замку. И вдруг испустил крик удивления!.. И более не колеблясь, он вдруг отворил дверь. Ему нечего было больше сдерживаться.
При свете четырех или пяти свечей он увидал любовницу принца в объятьях молодого мужчины.
Ба! Да ведь она так скучала в Бреславле! Она встретилась в садах Фибича с этим молодым человеком, который ей понравился… Она согласилась принять его у себя!.. С помощью веревочной лестницы, через окно, Рейнольд Ганьел входил в комнату Августы, так что никто этого и не подозревал.