Жнец

РуНикс

Морана уже ненавидела этого человека, судя по всему, что она о нем слышала.

Данте глубоко вздохнул, прежде чем снова

заговорить.

— Какой бы историей вы не связаны с Тристаном, это сейчас спорный вопрос, Морана. Ты по-прежнему дочь своего отца и по-прежнему враг Лоренцо Марони. Тристан приведет тебя на свою территорию без разрешения, без всякого ведома, особенно после того, что он сделал с твоим отцом прошлой ночью... — он резко остановился.

Ее сердце начало бешено колотиться.

— Что он сделал прошлой ночью? — спросила она, наполовину боясь ответа, пульсируя

в ушах.

Данте устало вздохнул, проведя рукой по лицу.

— Не имеет значения.

Имело. Это имело значение. Но она не обдумала вопрос, и ничего не сказала.

Данте вдохнул, его огромное тело на долю

секунды стало больше.

— Важно то, что ты хочешь делать. Что бы ты ни решила, Морана, знай, что в любом случае ты получишь мою защиту. Если ты хочешь сбежать в другое место, я тоже могу это устроить. Если хочешь приехать, мы решим. И если ты откажешься уйти, Тристан не станет тебя заставлять.

Морана скептически приподняла бровь.

— В самом деле?

Данте усмехнулся.

— О, он попытается запугать тебя и заставить пойти своей дорогой. Но он не будет тебя заставлять.

— Значит, он оставит меня в покое, если я решу остаться здесь? — спросила Морана совершенно серьезно, желая узнать его мысли.

Данте долго размышлял над ее вопросом, глядя на прекрасный вид снаружи, прежде чем снова повернуться к ней лицом, тоже совершенно серьезно.

— Он никогда не позволит тебе остаться, Морана. Вы оба связаны вещами, о которых я даже понятия не имею, только вы оба понимаете ваше напряжение. Однако вопрос в том, хочешь ли ты, чтобы он оставил тебя в покое?

Разве она не сделала этот выбор вчера вечером, стоя на кладбище? Разве она уже не заставила его сделать свой выбор, стоя под жестоким дождем? Но прошлой ночью ее беспокоило только то, как это повлияло на них. Она сознательно ни о чем другом не думала.

Морана почувствовала серьезность ситуации,

все, о чем она не думала прошлой ночью, ударило ее, как грузовик. Прошлой ночью она была сосредоточена исключительно на собственных эмоциях, руководствуясь инстинктом, думала сердцем.

Пришло время вытащить ее мозг. Пришло

время увидеть картину в целом, а не ее крохотную часть. Пришло время взвесить эти решения. Потому что, хотя она могла эмоционально решить, где она стояла прошлой ночью, при свете дня она не могла игнорировать то, как ее решения могут повлиять на все остальное.

Данте был прав. Если она полетит в Тенебру,

никто не знает, что попытается сделать ее отец. Хотя он пытался убить ее сам, она знала, что его гордость подвергнется серьезному избиению, и он отомстит. Он, вероятно, использовал бы ее уход как повод, чтобы объявить войну, вокруг которой танцевали две территории на протяжении многих лет, возможно, обвиняя Тристана Кейна в краже его дочери. И это было только частью уравнения.

Она даже не знала, как отреагирует Марони, но судя по звуку, его реакция была бы хуже, чем реакция ее отца. И когда на кону стояла жизнь Тристана, когда его подставил кто-то неизвестный, но хорошо разбирающийся в компьютерах, отправивший ей информацию об Альянсе, а лорд планирования знал, какие еще гнусные планы, Морана почувствовала,

как все внезапно рушится над ней. Ее сердце начало биться вместе с ее мыслями, вспыхивая одна за другой, переключаясь, изменяясь, трансформируясь, прежде чем она смогла полностью уловить одну из них.

Бремя этой ответственности внезапно начало

душить ее. Она не хотела нести ответственность за этих людей. Она не хотела ни за кого отвечать.

Впервые в жизни ей захотелось быть крайне

эгоистичной. Она хотела быть безрассудной. Ей хотелось сесть на мотоцикл и бросить руки на ветер. Она хотела спать по ночам, зная, что ей не причинят вреда. Ей хотелось вкусить жизнь, которую она зажила на языке всего несколько дней назад.

Ее сердце громко стучало в ушах, капля пота покатилась по позвоночнику, ладони стали липкими. Морана повернулась к окнам, глядя на открывающийся вид, ее дыхание учащалось, вращаясь вне ее контроля, чудовищность всего, что рушилось вокруг нее, утаскивая ее под себя. Возможность сделать выбор, которым она

дорожила несколько минут назад, душила ее. Она хотела сесть на заднюю часть мотоцикла, а не на сиденье водителя. Она не знала, как водить его, не знала, как управлять зверем, не знала, куда его направить. И чувствовала, что движется к столкновению, чувствовала неизбежность того, что при ударе все внутри сломается.

Ее дыхание стало прерывистым. Она не понимала этой реакции, не понимала своего собственного тела в тот момент. Было почти такое ощущение, что она была вне своей кожи, наблюдая за всем с какой-то отсроченной реакцией.

Тень скользнул по краям ее поля зрения. Свинцовый груз опустился на ее грудь, делая ее

неспособной просто дышать. Она почувствовала, как наполовину полная кружка кофе выскользнула из ее внезапно потерявших нервы пальцев, услышала удары керамической плитки об пол, даже почувствовала, как горячие капли упали на ее голые, свисающие ноги. Тем не менее, она чувствовала онемение.

Глядя в пространство, которое она больше не

могла видеть. Существование в месте, которое она больше не могла чувствовать. Прилив крови, она больше не могла слышать. Ее тело было лишено чувств, ее разум пустой, темное, уродливое чувство поглотило ее целиком, когда она билась о него изнутри, внешний мир ускользнул от нее, столкновение приближалось к ней с головокружительной скоростью.

Она слышала звуки, все вокруг нее гудело,

пыталась разобраться в этом, пыталась уловить звуки, но потерпела неудачу, попав под то, что ее поглотило. Мысли пронеслись сквозь нее, и она не могла уловить ни одной, вращаясь в ее собственном сознании, пока не почувствовала головокружение, ее тело покачивалось, уродливое чудовище пыталось укусить ее плоть, питаться ею, заставить ее погибнуть.

Она пыталась бороться с этим. Она билась.

Она грызла. Она царапала. Он все еще вонзал в нее свои клыки, вытягивая из нее, пока давление на ее грудь не стало взрывным, будто она собиралась расколоться и разлететься на миллион частей, чтобы никогда больше не соединиться, эти части ее навсегда потерялись внутри ее собственного разума, к уродству, черноте, пустоте, пытающейся поглотить ее, как черную дыру.