Жнец

РуНикс

уверена, что этот вздох был его другом долгое время.

— Что ты делал сегодня вечером в доме этого

ублюдка, один?

Это был совсем не тот слон в комнате, которого она себе представляла. Но о ком они говорили?

— Навестил его, — ответил Тристан Кейн.

Ее брови приподнялись от такого призывающего тона. Данте не удивился.

— Тристан, в данный момент у тебя все дела и так идут дерьмово. Если ты забыл, кто-то жаждет твоей крови ...

— Кто-то будет всегда.

— И ты просто продолжаешь подпитывать их топливом.

Нам не нужно, чтобы Габриэль Виталио дерзил нам прямо сейчас, когда мы здесь.

Один. Два. Ошеломлённая.

Морана посмотрела на потолок, совершенно ошеломленная. Он был у ее отца? В его особняке?

Один? Он сумасшедший?!

Ее мозг представил ей образ его рук, эти синяки, тех ушибленных, сломанных суставов, которые сказали ей, даже когда он целовал ее, что он превратил чью-то ночь в ад. Она исчезла, а он пошел в особняк ее отца один, но все же выбрался? А теперь у него порвалась кожа на костяшках пальцев? Что. Он. Делал?

Тяжело дыша, сердце бешено колотилось, как

неконтролируемая дикая лошадь, Морана даже не могла понять, к чему это приведет. Она просто не

могла. Но было еще кое-что. Новшество. Потому что она упала с лестницы, а он наказал ее отца. Потому что она пропала без вести, а он вошел в логово льва, сжег его и выбрался невредимым.

От новизны такого ощущения, впервые в

жизни, у нее слезились глаза. Всю свою жизнь она была одна, зная, что никто не вспотеет, если она исчезнет, и тот факт, что этот мужчина, человек, который ненавидел ее двадцать лет своей жизни, сломал плоть, заставил ее сердце сжаться, она никогда раньше не испытывала такого, чего она не могла понять. Только чувствовать.

Сделав прерывистый вдох, она продолжала

слушать, ее суставы побелели от простыни.

— Хорошо, что мы не задержимся здесь надолго, не так ли?

Долгая пауза.

— Ты пошёл туда из-за Мораны? — тихо спросил Данте.

Сердце Мораны билось в груди, колотясь с

силой, которая смешивалась с необъяснимыми эмоциями внутри нее, пока она ждала от него ответа, чтобы понять, что он будет делать. Потому что, хотя он дал ей молчание, он также рассказал о ее действиях. Теперь ей были нужны его действия.

Когда он долго молчал, Данте снова вздохнул, и ее сердце упало.

— Тристан, она его дочь. Насколько я понимаю, почему она здесь, мы не можем допустить, чтобы это продолжалось. Виталио может нанести ответный удар. И это может закончиться неприятно. Ты же знаешь.

Снова тишина.

— Ты не был так сильно сосредоточен, как обычно, на угрозе и ее устранении. Мы не можем позволить себе такую полномасштабную войну, Тристан. Ты отвлечен...

— Это не ее вина...

— Разве?

Пауза. Данте продолжил.

— Послушай, я не хочу, чтобы она была под крышей этого придурка больше, чем ты. У нас есть безопасный дом, в который мы можем ее переместить. Может, сделаем ей поддельные паспорта, вывезем из страны, как мы сделали с Катариной и женщинами. Я останусь здесь,

чтобы

все прошло гладко, и она не пострадает и ...

— Она идет со мной.

Четыре слова. Мягкие. Гортанные. Неопровержимые.

Дыхание, которое она задерживала в горле,

вырвалось в порыве, ее сердце колотилось так сильно, что она почувствовала слабость.

Положив руку на свою обнаженную грудь, она почувствовала быстрый удар под ладонью и сделала несколько успокаивающих вдохов, облегчение и что-то еще наполнило ее.

Она идет со мной. Она хотела уйти? Оставить позади единственный дом, который

она знала, единственный город, который она знала, единственную жизнь, которую она знала? Она знала, что может поругаться с ним по этому поводу, но хотела ли она этого? Нет.

Данте долго молчал, и Морана задавалась

вопросом, как они выглядели сейчас, насколько они закрыты друг от друга, как сильно они бросали вызов другим взглядам.

— Отец отомстит, — тихо предупредил Данте.

Тристан Кейн фыркнул.

— Как будто мне не все равно.

— Меня беспокоит не месть против тебя, —

пояснил Данте. — Это она. За то, что он никогда не мог сделать.

Что именно? — подумала она.

— Оставь это, Данте, — произнес Тристан Кейн опасным клинком в голосе. — Он узнает точное время, как только мы приземлимся. Просто приготовь самолет к утру.

— Будьте готовы к восьми, — сказал Данте.

— Считай, что сделано.

Ладно. Глубоко вздохнув, она услышала тихий звон лифта, указывая на то, что Данте вызвал его.

— Между прочим, — крикнул Тристан Кейн, — Звонила Кьяра.

Кьяра Манчини. Телефонный звонок. Кем она была?

— Зачем?

— Я не ответил, — сказал Тристан Кейн. — Но если он заставит ее...

— Я позабочусь об этом, прежде чем мы сядем, — ответил Данте, и лифт зазвонил еще раз, сообщая ей, что он ушел.

Кто, черт возьми, была эта женщина?

Морана повернулась на бок, глядя в маленькие стеклянные окна в своей комнате, наблюдая за дождем, и подивилась тому, насколько резко изменилась ее жизнь с тех пор, как она в последний раз лежала в одной постели под таким дождем. Тогда она даже гипотетически подумывала прыгнуть за эти окна. Теперь она не могла вообразить, как отпустить что-то столь драгоценное внутри нее, то, что заставляло ее все так остро чувствовать, то, за что она начала бороться.

Жизнь. Она была жива и никогда не чувствовала этого так остро, как в последний день.

Она впитала в себя новые факты, которые она

узнала о нем с кладбища, что у него был брелок с изображением его сестры, который все еще висел в его машине после двадцати лет, что он по какой-то причине один пошел в особняк ее отца и избил кого-то и все же удалось рассказать историю, которая рассказала ей, как сильно он боялся.

Она не знала таких мужчин, черт побери,

которые могли бы проникнуть, в одиночку в дом врага, и устроить драку и уйти живым.