Жнец

РуНикс

Его пальцы дернулись. Он набрал в ладонь

немного воды и вылил ее ей на лоб. Она почувствовала, как пена стекает в ванну.

— Каким-то образом мы оказались на полу, а он оказался у меня между ног...

Он замер. Гораздо более опасным способом, чем она когда-либо испытывала. Морана сразу осознала свою ошибку и поспешила объяснить.

— Нет нет. Не таким образом. Нет, он меня не трогал.

Она могла слышать его дыхание, более

тяжелое, чем раньше, его пальцы сжимались в ее волосах, а его тело оставалось неподвижным в очень-очень охотничьей манере.

Она быстро продолжила.

— Я как бы зажала его голову между

бедрами, чтобы сделать его неподвижным. А потом я била его по голове лампой, пока он не отключился.

Через несколько секунд он снова начал смывать шампунь с ее волос. Морана с облегчением выдохнула, рассказывая ему остальное.

— Я сделала фотографию. Завтра проверю на распознавание лиц. Как бы то ни было, он проснулся, и, прежде чем успел погнаться за мной, я побежала к Данте. Хорошо, что он был дома.

Он тихо зарычал. Морана почувствовала, как ее брови коснулись линии волос, но больше ничего не сказала. Она начинала понимать, что ей действительно нравились его звериные звуки. Она сказала ему то же самое.

— Как бы мне ни нравились эти звуки, знаешь, ты можешь говорить.

После нескольких секунд молчания она подумала, что он не ответит.

— Позже.

Одно простое слово, произнесенное едва контролируемым голосом. Морана смягчилась, давая ему время и пространство, чтобы обработать это по-своему.

Он закончил с ее волосами, когда она закончила принимать ванну, вода медленно обмакивала ее пальцы. Через несколько минут Морана увидела, как Тристан достает полотенце и

протягивает ей. Она встала и взяла полотенце, вытирая себя, пока он шёл в спальню. Морана слила воду и вышла в темную спальню, увидев, как он открывает ящик рядом с дверью. Достав

футболку, он протянул ей.

— Спасибо, — пробормотала она, беря ее и

натягивая через голову.

Футболка упала на ее тело, почти ударившись по коленям, окутывая ее своим ароматом. Она глубоко вздохнула. Это была лучшая пижама, которая у нее когда-либо была. Она видела, как он несколько раз выходил из комнаты и возвращался, что-то вынимая, что-то принося. После четвертого раунда он подошел к ней со стаканом воды и таблетками в руке.

— Обезболивающие? — спросила она, глядя на него.

Его взгляд был прикован к его футболке на ее очень обнаженном теле, когда он кивнул. Морана приняла таблетки и выпила воду. Сделав это, он взял стакан и поставил его на край комода. Затем он снова поднял ее и отнес на несколько футов к кровати. Уложив ее на мягкий матрас, в котором она утонула, он поднял ее теперь уже чистую ногу и осмотрел. Затем начал наносить мазь и повязку на порез, где рана пульсировала, ни разу не глядя на нее.

Морана наблюдала за всем, у нее перехватило

сердце. Она мельком увидела его шрамы, увидела пятнистую кожу, ожоги, приподнятую плоть, которые означали некоторые из самых жестоких пыток, о которых она, возможно, даже не могла представить. И все же в тот момент, когда он позаботился о ее маленьком порезе, как о длинной ране, что-то глубоко внутри нее, та ее часть, за которую она все еще держалась, была отдана, освобождена, передана ему. Если бы была одна вещь, которую она осознала за последние несколько недель, одна вещь, которая стала прозрением за последние несколько часов, так это то, что этот человек никогда бы не убил ее. Несмотря на то, что он оставался тихим, Морана знала, что это не потому, что он ничего не чувствовал. Это потому, что он слишком много чувствовал, и, несмотря ни на что, она поклялась, глядя на него у своих ног,

что она справится с этим

вместе с ним.

Она нашла что-то безмерно драгоценное в их

мире: алмаз в углях, лотос в грязи. И поклялась дорожить им, лелеять его, как он заслуживал. Ему нужно время, чтобы раскрыться, поверить, что она когда-нибудь не бросит его, и она даст ему это. Он

это заслужил.

Быстро вытирая единственную слезу, оставшуюся у нее на глазах, потому что она не привыкла к тому, чтобы кто-то достаточно заботился, чтобы залечить ее раны, потому что, несмотря на все, через что он прошел, этот человек все еще находил в своем сердце заботу о ней, когда она была ранена. Морана отдернула ногу после того, как он закончил. Она залезла под одеяло и смотрела, как он снимает футболку и джинсы до черных боксеров и отбрасывает их в сторону. Это был первый раз, когда она увидела его тело таким, какое оно было. Мышцы дрожали там, где она не знала, что мышцы могут колебаться.

Татуировки и шрамы были покрыты его торсом спереди и сзади, некоторые даже на бедре. Одинокая татуировка растянулась на его бицепсе, кружась, но она была слишком тусклой, чтобы она могла ее разобрать. Но самым заметным была уверенность, с которой он двигался. В одежде или без нее этот человек знал, кто он, и не боялся сообщать об этом людям.

Морана снова откинулась на подушках, ее сердце колотилось, когда она смотрела, как он залез на другую сторону, проверил пистолет на прикроватной тумбочке и выключил свет. И это было таким домашним, нормальным явлением, что Морана удивилась, увидев это.

Комната погрузилась во тьму, и Морана моргнула в потолок, закусив губу. Ее глаза медленно привыкли к недостатку света, немного света просачивалось из-за двери, позволяя ей различать очертания. Она повернула шею, чтобы проследить очертания мужчины рядом с ней, когда почувствовала, как одна из его рук скользнула по ее шее. После нападения она должна была почувствовать угрозу. Это должно было вызвать панику в ее крови после той ночи, которую она пережила. Этого не было.

Ладонь прижималась к ее пульсу, пальцы

охватывали ее шею, шершавая кожа, все это привязывало ее к моменту, к этой кровати, к нему. Она чувствовала себя безопасной, любимой и очень защищённой.

Он потянул ее ближе, почти до тех пор, пока их носы не соприкоснулись, в то время как их тела оставались немного раздвинутыми. Она чувствовала его дыхание на своем лице, жар его тела рядом с ней. А потом, впервые за ночь, она услышала его речь.

— Никогда больше, — прошептал он грубым голосом, в котором она заметила дикость в его глазах. По ее спине пробежала восхитительная дрожь. — Они умрут тысячью смертей, — пробормотал он почти мягко, проводя большим пальцем по линии ее челюсти, — Прежде чем снова коснутся хоть одного волоска на твоей голове. — а затем, с этой смертельной клятвой, все еще эхом звучащей в ее сердце, он прижался губами к ее пульсирующему пульсу. — Обещаю, — его губы прошлись по ее коже.

Морана сглотнула, чувствуя, как эхо этого

обещания разносится по ее крови. Она выгнула шею назад, открывая себя еще больше ему, придвигая свое тело ближе к нему. Его рот двигался, его губы приоткрылись над её пульсом, впитывая каждый удар её языка. Сердце бешено колотилось вместе с остальным ее телом. Морана

запустила руку в его волосы, прижимая ближе. От этого движения боль пронзила мышцы её плеча. Она ахнула, и он отстранился, придвинулся к ней и притянул ее ближе.

— Завтра забери свои вещи.