Журнал "проза сибири" №0 1994 г.
Шрифт:
Мы вперед двигались. Не равномерно, конечно, не равноускоренно, само собой, но и не равнозамедленно, как болтали и болтают враги. Мы двигались рывками и скачками, ведомые товарищем Анастасом, другом всех первопроходцев, преодолевая молчаливое сопротивление маловеров, агрессивные нападки принципиально не желавших признавать наши святые идеалы. И ничто не могло всерьез помешать нашим скачкам, всякое сопротивление подавлялось без ложной жалости, еще более укрепляя наши силы, нашу веру.
И все же был один момент. Его объективная наука выделяет, как оппортунистический. Хотя враги кричат, что
Всего на какой-то ничтожный момент удалось двурушникам, щелкоперам, демагогам обмануть доверчивый, но мудрый народ. Его завлекли красивыми мифами о демократии, свободном рынке и правах человека, словно мы сами не озабочены тем же самым и не мечтаем дать все это народу, как только сложатся в мире соответствующие условия.
Это был момент всеобщего разброда и идейных шараханий, экономика страны разваливалась на глазах.
А начиналось как будто с малого. Так, например, когда народ собирался на какое-нибудь собрание, и на трибуну выходил докладчик, то кто-нибудь из зала бросал реплику: „Послушайте, братцы, а может, сразу перейдем к прениям? Может, ну его на фиг, этот доклад? А заодно и докладчика!"
И не протестовали оболваненные демагогами люди, а думали: „Может, и впрямь попробовать? Разнообразие..."
А нет бы пресечь происк: „Как это без доклада?! Испокон веков было с докладом, а теперь враз отказаться от завоеваний, мыслимое ли дело?! Бей гада, братцы!"
Дальше — больше. Домитинговались до того, что краеугольное стали подвергать сомнению, а потом и осмеянию! Мол, революция ничего, кроме страданий, не принесла, мол, идеалы, возможно, и хороши, да только не имеют никакого отношения к реальности.
Ужас!
Мол, в результате бессовестной эксплуатации энтузиазма и бескорыстия выведена порода людей, испытывающих отвращение к труду.
Ужас! ;
Мол, наш великий товарищ Анастас — никакой не гений, а просто уголовник, по которому плачет веревка.
Просто ужас и все!
Хорошо, что перечень гнусных измышлений, рожденных в тот исторический момент, давным-давно изъят из программы политзанятий. Ни к чему новым поколениям знать про эту дикость и грязь.
И я его скоро забуду. Как уже многое забыл, вредное и непоощряемое. Вот иногда силюсь что-нибудь вспомнить ради спортивного интереса, тужусь и — никак. Ищу в памяти картины детства, юности — безуспешно. Очевидно, моя доприютская жизнь была настолько серой и безрадостной, что сегодняшние будни ее легко затмевают. Однако нет-нет, да и всплывают перед мысленным взором разрозненные, полуабстрактные фрагменты — лица мамы, жены, сына Вальки...
Нет худа без добра. Неприятный момент истории еще больше закалил великий народ. Укрепил его идейно и нравственно. Так что враги лишились последних своих надежд. На все времена.
Народ так прямо и сказал своему вождю.
— Я, конечно, дерьмо. Но ты меня прости, любимый, и веди дальше по предначертанному пути! И дави без всякой жалости этих бандитов и убийц, этих империалистических пигмеев и прочих вечно сомневающихся извергов рода человеческого!
И вождь великодушно простил свой любимый народ, и повел его в единственно верную
Вдруг ловлю себя на демагогической мысли: „А сколько же это лет нашему товарищу Анастасу? Да ведь он, пожалуй, раза в два старше меня! И не в приюте...“
Но я сам же себе даю решительный отпор: „Разве можно мерить такого гиганта обыденной меркой? Пусть ему триста лет, пусть даже пятьсот — его мудрость все увеличивается и увеличивается! Представляешь, сколько мудрости уже скопилось в его мозгах? Понимаешь ли ты, скотина, что при такой мудрости плевое дело победить какую-то паршивую старость!"
„Пока что объективные исторические законы торжествуют лишь в нашей отдельно взятой стране...“ — слышу доносящийся с какого-то далекого берега голос товарища Нюры, сверяю, таким образом, темп собственных мыслей и испытываю чувство глубокого удовлетворения.
„Молодец!" — хвалю сам себя, поскольку воспитательница, во-первых, не знает о моих успехах, а во-вторых, в качестве поощрения от нее можно получить только подзатыльник.
Делаю глубокий вздох и вновь отправляюсь в самостоятельное плавание по реке идейной зрелости и политической благонадежности.
...Товарищ Анастас сломал хребет бешеному демагогическому зверю и повел страну дальше. Преступников и отступников судил сам народ, и даже призывы товарища Анастаса к гуманизму не всегда бывали услышанными пылающей праведным гневом массой.
Главных оппортунистов расстреляли публично. Потом перевешали их ближайших подручных. А потом еще долго народные толпы вылавливали и растерзывали мелких приспешников и подпевал, еще долго народные мстители резали в подъездах и подворотнях подозрительных.
А что же в этот бурный момент истории делал остальной мир? А остальной мир не посмел прийти на помощь своим верным агентам, он выжидал и наблюдал, чья возьмет. И когда окончательно убедился, что взяла наша, содрогнулся от ужаса перед величием всепобеждающей идеи и окончательно отвернулся от нас.
А мы отбросили последнее заблуждение, будто основа мирового сообщества — наш потенциальный союзник. Мировое сообщество, как мы окончательно и бесповоротно поняли, настолько прогнило, погрязло в эгоизме и стяжательстве, что излечить его терапевтическими методами совершенно невозможно, и требуется решительная хирургия.
Об окончательном разрыве с нашими идеалистическими заблуждениями на весь мир заявил в новогоднем телеобращении сам товарищ Анастас. И обращение это, вне всякого сомнения, нашло самый горячий отклик в сердцах.
„Ну, спасибо, господа, — помнится, думал в те дни я, уже зрелый человек, и наверняка вместе со мной так думали миллионы моих сограждан, слушая в программе новостей изложение речи президента какой-то зажравшейся не то Худуюдундии, не то Верхней Сублимации, — мы, значит, ради всемирного счастья пупы рвем, животы кладем, в крапивных портках щеголяем, а вы наживаетесь, веселитесь и нас же, первопроходцев, радетелей всеобщих, обзываете „страной дураков" и не хочете ничем делиться по-хорошему... И вы думаете, что мы будем на это спокойно смотреть, будем терпеть это издевательство и дальше?"