Журнал "проза сибири" №0 1994 г.
Шрифт:
Так думал я, слушая зарубежное злопыхательство, правда, в изложении, а потом в числе самых первых побежал записываться в стихийно организовавшийся Народный Фронт Содействия Министерству обороны, куда вскоре записался весь наш дружный народ, в том числе старики и грудные дети.
Целые города в те памятные дни с песнями и здравицами в адрес верховного главнокомандующего товарища Анастаса переходили на казарменное положение, сдавая все свое имущество, все вещи и ценности в фонд спасения идеалов. В каждом населенном пункте дни и ночи
Сверху спустилась директива: „Закончить формирование приютов к годовщине революции!" И тотчас потянулись во встречном направлении рапорты о досрочном выполнении данной директивы, об ожидании новых директив.
Так это было. Страна в очередной раз продемонстрировала миру свою исключительность, и мир опять содрогнулся.
Толпы дипломатов запоздало кинулись к нам, надеясь оттянуть, смягчить, совсем отвратить справедливое возмездие. Но мы уже были неумолимы. И мы сожгли дипломатов на кострах. И покончили с лживой буржуазной дипломатией.
Что интересно, в результате всеобщего перехода на казарменное положение моментально решилась жилищная проблема, прежде считавшаяся неразрешимой, более того, высвободилось множество зданий, которые заняли различные министерства и ведомства, прежде ютившиеся в ужасных, почти антисанитарных условиях скученности и тесноты.
Еще решилась проблема нехватки потребительских товаров, ибо граждане, перешедшие на казарменное положение, все вещевое довольствие стали получать со складов согласно утвержденным нормам.
И вообще, множество жгучих проблем решилось само собой с переходом всего личного состава населения на казарменное положение. Эх, если бы остальной мир, отсталый и агрессивный, сделал то же самое! Эх, если бы остального мира не было совсем! Если бы его не было совсем, наши идеалы могли бы уже считаться достигнутыми!
Но увы, остальной мир продолжал нагло существовать, он не пожелал встать на колени и склонить голову перед высшей целесообразностью, он даже не подумал покончить с собой!
Таким образом, мир сам избрал себе участь.
С тех пор и длится священная война. Силы явно неравны, их расклад явно не в нашу пользу, но есть у нас решающее преимущество — всепобеждающее учение и его славный знаменосец!
Ничего, что материально мы слабее не только объединенного против нас мира, но даже многих отдельно взятых держав, зато им далеко до нашего аскетизма, до нашей способности бесконечно затягивать пояса, им далеко до нашей способности и готовности к самопожертвованию, до нашей сплоченности и единства.
А еще, конечно, здорово выручают в священной войне природные богатства и необъятные просторы нашей Родины. Привыкшие к комфорту до дрожи в коленках боятся сунуться в нашу неблагоустроенную глубину, а кроме того, всегда можно загнать какой-нибудь ненужный остров или полуостров тем же самым агрессорам
Война идет с переменным успехом. Это неприятно, но это объективно. И конца войны пока не видать. Но мы не боимся лишений и трудностей, наши мужчины честно гибнут на фронтах и в шахтах, женщины делают оружие для фронта и шанцевый инструмент для шахт, да еще каждая — словно маленькая фабрика по производству солдат. С помощью ученых и в результате абсолютно беспорочного зачатия она ежегодно рожает двух, трех, а то и четырех младенцев. Впрочем, последнее пока под силу лишь отдельным рекордисткам.
В свою очередь дети старательно растут, овладевают знаниями и навыками, осваивают военное дело настоящим образом.
И даже мы, ветераны, оказываем посильную помощь сражающемуся народу — мало кушаем, посильно работаем и вовремя поступаем на переработку.
Конечно, нашим воздухом уже нельзя дышать, нашу воду нельзя пить, половина младенцев умирает от белокровия или попадает на переработку из-за неизлечимых врожденных болезней, конечно, может получиться, что в этой священной войне мы погибнем все до одного, может получиться, что и всю земную жизнь мы прихватим с собой...
Что ж, мы готовы к самому худшему. Ибо есть вещи поважнее мира, поважнее самой жизни на Земле... Ну, почему, почему они не сдаются, ведь у них же нет ни одной высокой идеи?!
— ...Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами! — патетически заканчивает свою лекцию товарищ Анна, — вопросы есть?
Вопросов нет. Мы все дружно открываем глаза, расправляем плечи, чувствуем себя бодрыми и помолодевшими. Готовыми к великим делам.
— Ну, смелее, товарищи, — настаивает воспитательница, — задавайте ваши вопросы!
Вопросов нет. Сами можем ответить на любой мыслимый вопрос.
Я незаметно для окружающих подмигиваю моему новому приятелю, он отвечает мне звонким щелчком вставных челюстей, где только так здорово наловчился, собака.
Занятие окончено, и это радует, словно сделано какое-то важное, неотложное, но скучное дело. Откуда скука, ведь во время занятия мы все безответственно дрыхнем, отдыхаем, понять невозможно.
После политзанятий у нас час личного времени. Каждый озабочен своим, кто-то починяет обмундирование, кто-то просто пребывает в мечтательном состоянии, ожидая близкий уже обед, кто-то беседует с другими воспитанниками, обсуждая, как правило, услышанное на политзанятиях. Но большинство, конечно, толпится у телевизора, где в это время всегда идет какой-нибудь фильм о наших славных победах или мелодрама. А чаще — мелодрама, искусно соединенная с победами.