Журнал Q 10 2012
Шрифт:
Горобец: Отсюда следует - Ландау не мог прямо участвовать в продолжение главного дела его жизни - написании Курса.
ИЛ: Бред собачий! Да, после аварии отец не участвовал в работе над курсом теоретической физики, но сказать, что "Курс" был главным делом его жизни - полная глупость. Главным для него была наука, а книги он писал в свободное от нее время. Думаю, что это было для него своего рода отдыхом.
Горобец: Ученики оказались благодарными. Наряду с обычной титульной страницей, содержавшей фамилии трех действительных авторов тома, Лифшиц добился (это было нестандартно и потому нелегко) в
ИЛ: Потрясающее высказывание, если вдуматься. Неужели кто-то может всерьез подумать, что для Ландау так уж много чести красоваться на "еще одной титульной странице" книги или книг, которые он не писал???
И, конечно же, Лифшиц добился этого вовсе не из благодарности. А почему?
– Очень просто, гонорары, которые выплачивались на западе (сейчас и в России такие правила), были прямо пропорциональны количеству проданных книг. И какая книга будет лучше продаваться - с фамилией Ландау или без? Сам Горобец назвал свою новую книгу "Круг Ландау", хотя гораздо белее естественным было бы "Круг Лифшица". Но кто же купит книгу с таким названием? А книгу с названием "Круг Ландау" будут покупать, несмотря на ее более чем умеренные достоинства, просто из-за имени на обложке.
Горобец: После долгих месяцев мучительной болезни Ландау должен был быть переведен Врачебно-трудовой экспертной комиссией на инвалидность, естественно, с потерей должности и зарплаты. Но тогдашний президент Академии наук Мстислав Всеволодович Келдыш посоветовал директору Института физических проблем академику Петру Леонидовичу Капице сделать как-то так, чтобы Ландау хотя бы посещал заседания Ученого совета института. Это формально обосновало бы возможность ставить ему в табеле рабочие дни и сохранять занимаемую должность заведующего теоретическим отделом института.
И вот впервые после долгого перерыва Ландау появляется в зале заседания, поддерживаемый санитаркой Татьяной Близнец, и садится на свое привычное, третье справа, место в первом ряду. Время 10.00. Рядом с Ландау сидит Халатников. Он замечает, что академик зафиксировал взгляд в одном направлении - на часах, висящих напротив.
ИЛ: Я уже писал, что отцовские боли обострялись, когда он сидел. Для него этот час заседания Ученого совета был часовой пыткой. Я и сам часто ходил на Ученый совет вместе с отцом, заменяя Таню Близнец, и хорошо знаю, как ему было там тяжело. Да, он с нетерпением ждал окончания и практически никогда не участвовал в каких либо дискуссиях. Тут надо иметь в виду, что на таких Советах обсуждались самые разные вещи. Некоторые из них бывали и вовсе не интересны, а другие интересны лишь узкому кругу лиц. Почему же он ходил на эти заседания?
– Тут все очень просто. Он очень надеялся выздороветь и совсем не хотел, чтобы его перевели на инвалидность.
***
То, что мама была агентом КГБ, это, конечно, глупость. Но среди близкого окружения отца, несомненно, были люди, докладывавшие об отцовских высказываниях и настроениях, куда следует. Их имен в справке КГБ не приводится, что оставляет простор для фантазии. Давайте и я пофантазирую.
Мог ли быть таким агентом сам Борис Горобец? Его мать в течение многих лет находилась в близких отношениях с Лифшицем (поженились они позднее) и он, Борис, мог многое слышать из их разговоров. Ничего не могу сказать по этому поводу. Никогда не видел этого человека. Не знаю даже, сколько ему тогда было лет.
А, может быть, таким информатором был сам Евгений Михайлович Лифшиц? Не знаю
– Очень может быть. Верю ли я сам, что такое возможность?
– Да, безусловно. Есть ли у меня в этом уверенность?
– Никакой.
*****
*****
Я здесь не анализировал все "доводы" Горобца. Они малоинтересны. Я выбрал только несколько эпизодов, которые уж особенно резали мне глаза. А теперь мне, увы, придется перейти к разбору его нового творения - книги. Сразу оговорюсь, что прочитал только те места, которые касаются меня и моей семьи. Коснусь, правда еще нескольких мест, которые мне попались на глаза при перелистывании текста на экране. Начну с себя, тем более, что у Горобца есть специальный раздел "Ландау-сын", в котором я обнаружил очень интересные сведения, совершенно мне дотоле неведомые.
***
Б.Г.: Теперь о втором эпизоде, в котором я сам единственный раз наблюдал Игоря Ландау... В июне 1964 года я был представителем студенческого профкома в комиссии под председательством заместителя декана А.И. Костиенко, которая рассматривала дела студентов, имеющих академическую задолженность... На эту комиссию вызывали только студентов, не сдавших экзамен по данному предмету два раза и больше... Неожиданно прозвучала фамилия Ландау... Замдекана сообщил, что дела у Ландау очень плохи, с двойками и пересдачами он прошел предыдущую зимнюю сессию, а сейчас вот не может сдать весеннюю... По правилам мы должны представлять его к отчислению. Тем более, что такая ситуация с ним в эту сессию происходит не впервые. Оказывается, предыдущая комиссия (на которой я не был) уже отказала ему в праве пересдачи. Отказал и декан профессор В.С. Фурсов. Однако всякий раз И. Ландау отправлялся на прием к ректору МГУ академику И.Г. Петровскому, и тот, вопреки решению декана, разрешал Ландау-сыну пересдавать экзамены -- что было против правил -- практически неограниченное число раз.
И.Л.: Этот кусочек очень показателен. Дело в том, здесь нет почти ни слова правды. Правдой является только то, что весной 1964 года я заканчивал первый курс физфака. Какие у меня были отметки в эту сессию?
– Тройка по общественной науке (уже не помню точно, какая там была), а все остальные пятерки. В течение первых двух курсов я, если не считать философии и истории КПСС, получал только отличные оценки. Да и физфак я закончил с отличием, о чем имею документальное свидетельство.
Для тех, кто не знает, скажу, что дипломы с отличием выдаются не круглым отличникам, а тем, у кого в дипломе не менее 75% "пятерок" и ни одной "тройки". Более того, в диплом идут не все оценки, полученные на сессиях. Именно это обстоятельство и позволило мне получить "красный" диплом. Были у меня, правда некоторые проблемы с философией, но они оказались легко преодолимыми. Подробности можно прочесть в автобиографическом рассказе "Я и философия".