Журнал «Вокруг Света» №03 за 1974 год
Шрифт:
До забоя осталось двести метров. Пройдет немного дней, и «точка» будет пробурена. А потом? Начнется то самое перетаскивание, о котором упоминал Сморогов. На новую точку. До нее иногда десятки верст. Вышку снимают с основания, но не демонтируют, а волокут, прицепив к трактору, просматривая впереди каждый метр. Медленно ползут машины с вагончиками. Идут рабочие. Повариха обгоняет их, таща бидон с водой, роет под каким-нибудь барханом ямку, вздувает огонь, защищая его собою от ветра, ставит казанок, чтобы люди нашли здесь очаг, без которого нет ни лагеря, ни стойбища.
Десятки таких буровых бригад работают в пустыне. После них остаются торчать из-под песков металлические трубки высотой по пояс.
...Как изменилась пустыня! На днях я удивлялся тому, что вот ехала машина своей дорогой, свернула к нашему лагерю, и никто не бросился с расспросами, с неизменным прежде «хабар бар?». Значит, не в диковинку. А теперь, гляжу, и того пуще. Идут по дороге два старца. В папахах, с посохами, у одного через плечо перекинут бурдючок. Одни! Пешком! Случилось что? Может, беда какая стряслась — и вот, не дождавшись транспорта, не успев даже верблюда оседлать, спешат за помощью?.. Ничего подобного. Вздумалось навестить приятеля, он пасет овец в соседнем кочевье, и пошли. В полной уверенности, что какая-нибудь машина по пути догонит и подвезет. И вот встретили Сморогова...
Дорог в пустыне столько, сколько шоферов. В отделе кадров, когда оформляют водителя, шутят: ну, быть еще одной колее. Наезженным колеям можно доверять. Они легли на твердый грунт, и каждый поворот обдуман.
— Никакое конструкторское бюро лучше не проложит, — говорит Сморогов и вдруг добавляет: — Я кызылкумской закалке, может, жизнью обязан. — Четыре года он воевал за баранкой. — Бывало, глянешь, дорога пустынная, тихая. Нет, брат, жди подвоха: фриц, он хитрый. Либо простреливает дорогу, либо заминировал. Бочочком, по-над оврагом пролезешь, а чуть правее возьмешь — сядешь. Глаз-то наметанный. И груз цел, и сам цел!
— Ваших дорог тут, поди, тысячи? — спрашиваю я.
— Наших? — переспрашивает он, не совсем поняв. — Гидрогеологических? Да, почитай, все наши.
Действительно, когда по моей просьбе в бухгалтерии Приаральской гидрогеологической экспедиции попробовали прикинуть общий километраж, пройденный экспедицией за последние, скажем, десять лет, получилась цифра, близкая к миллиарду. Теперь можно, не колеблясь, утверждать, что каждый увал на огромной территории, каждая ложбинка и останец исследованы водоискателями.
Геологи тряслись в кузовах, придерживая руками теодолиты, рейки; шоферы в это время работали в раскаленных кабинах, выворачивая непослушный руль, беспокойно щупая ладонью пышущую жаром стенку мотора. Геологи лазили, измеряли, отбивали образцы, шоферы прочищали забитые песком фильтры. Вечером, когда геологи заносили последние записи в пикетажную книжку, шоферы работали под машиной, делая профилактику, подкачивая шины, мысленно прикидывая завтрашнюю дорогу. Ведь с рассветом снова в путь, машина должна быть в готовности. Всей воды, взятой с собой на маршрут, не хватило бы, чтобы отмыть руки шоферов, и они просто оттирали их бензином, прежде чем взять суповую миску. Комбинезон набухал от масла, и на солнце казалось, он вот-вот задымится... Так искали воду.
О том, что она есть, прячется глубоко под такырами, догадывались издревле; в тех же местах, где она залегала неглубоко (по здешним меркам, разумеется, метрах в пятидесяти-сорока), ее умели находить. Сейчас строятся разные догадки, каким образом это делалось — при помощи лозы, которая, дескать, изгибалась в нужном месте, или при помощи тончайших наблюдений над поведением животных, птиц и над растениями. Рассказывают, что, когда к одному аксакалу прибежал внучек с сообщением, что электроразведка «учуяла» воду под их кишлаком, тот ответил:
Лет двенадцать назад в поселке Шоркуль, близ Нукуса, начали строить гаражи, мастерские, лаборатории, дома. Гидрогеологи обосновывались в пустыне в преддверии больших трудов. Вскоре на должность начальника экспедиции был назначен молодой инженер Леонид Сафронов. Один за другим приехали и другие молодые специалисты — Нурмамат Рузимбетов, главный геолог, Владимир Красиков, главный инженер, Виктор Соколов, главный гидрогеолог. Народ крепкий, шумливый, дотошный. В кабинетах, еще пахнувших известкой, далеко за полночь горел свет. Вокруг домов посадили акации. Теперь они густые и высокие, в ветвях возятся горлинки, а под зеленью бегают дети, которые родились в поселке.
На стене сафроновского кабинета висит карта, на ней цветом, значками и цифрами нанесены данные о всех найденных водах. Впечатление такое, что десятилетний труд потрачен на то, чтобы перевести в символы живую природу. Таков язык науки! Под песками глухо колышутся озера, шепчутся ручьи, ревут водопады, стынут заливы и рукава. Нет такого участка на карте, на котором не значилось бы присутствие воды, правда, не всегда питьевой. Если месторождение принято называть по населенному пункту на поверхности, то можно говорить, что существует водное месторождение Кызылкум. Да! Возможно, строго научно это не совсем так, поскольку воды приурочены к разным отложениям и разнятся по составу, но мне хочется подчеркнуть масштабность открытия. А кроме того, следует еще учесть, что воды, ныне относимые к непитьевым, завтра могут быть переведены в категорию питьевых: техника опреснения быстро прогрессирует.
Давно миновали времена внезапных открытий, совершаемых одним человеком; гидрогеология как бы вернулась к временам, когда безвестные кумли («песчаные люди») не славы ради, не объявляя даже имени своего, рыли между барханами колодцы. Нынче имена известны, но как перечислить всех, кто бурил, возил, измерял? Называть же одних руководителей не совсем правильно. Хотя как не упомянуть Наримана Наруллаевича Хаджибаева: талантливый ученый, он посвятил воде всю жизнь, ведает гидрогеологической службой Узбекской республики. Подбодряя, осторожно подправляя, он доверил молодежи сначала ухватить, а постепенно и размотать запутанный узел вопросов, связанных с разведкой грандиозного Южно-Приаральского артезианского бассейна.
Бесспорно, это уникальное явление природы. Западная и южная границы бассейна проходят по Амударье, северная — по Аральскому морю, восточная достигает возвышенностей Букантау, Ауминзатау. На этой огромной площади под стопятидесятиметровой толщей палеогеновых глин, на глубине от 200 до 500 метров залегают водоносные горизонты; их три, в некоторых местах четыре-пять. Вода, как выражаются специалисты, «с напором»: фонтаны достигают пятнадцатиметровой высоты. И довольно горяча — до 36°.
Открытием гидрогеологов немедленно воспользовались города и кишлаки. В Палванбае мне показывали виноградную плантацию; лозу привезли из-под Бухары, выбрав самый крупный и сахаристый сорт винограда — он прекрасно прижился. В Бий-базаре посадили гранатовую рощу, в Ишанауле — персиковую. На улицах десятков поселков появились водоразборные колонки. В Кипчаке я долго смотрел на девушку, поливавшую из шланга площадь перед клубом. Из шланга! Площадь! А в самом центре Кызылкума построен поселок чабанов, которым гидрогеологи по праву гордятся; некоторое время назад в нем выбирали первый сельсовет, и их пригласили как почетных гостей.