Журнал «Вокруг Света» №03 за 1974 год
Шрифт:
Не спуская глаз с крокодила, Али осторожно выбрал слабину и намотал веревку на пенек. Повинуясь его знаку, два охотника вонзили в бока крокодила, где твердый панцирь переходит в мягкую кожу брюха, бамбуковые копья. Да, в такой темноте и скученности ружье — вещь опасная. Али категорически запретил мне взять его с собой, иначе я не удержался бы от соблазна, и неизвестно, чем все могло кончиться. Поэтому, когда крокодила ловят на крюк, до сих пор пользуются оружием дедов и прадедов...
Охотники навалились на древки копий всей тяжестью, стараясь удержать крокодила на месте, но он сделал резкий поворот всем туловищем и отбросил их в стороны. Мощный
Вскоре крокодил стал напоминать огромную подушку для булавок. В его боках и брюхе торчало не менее десятка копий, на концах которых на мгновение повисали люди, отбрасываемые в стороны резкими поворотами огромной туши. Крокодил метался по берегу, ограниченный в своих движениях только веревкой, привязанной к пню.
Вот кому-то удалось привязать к дереву вторую веревку, петля которой захлестнула хвост. Охотникам стало легче. Теперь все зависело от искусства Али, который ловко выбирал слабину, а когда это позволяли делать движения крокодила, набрасывал петли на пень. Чтобы застраховаться от всяких неожиданностей, несколько человек попытались набросить на хвост еще одну петлю. Для этого охотникам пришлось приблизиться к разъяренному животному на опасную дистанцию.
Крокодил, словно почуяв беду, заметался еще яростнее, напрягая все силы, чтобы освободиться. В это время веревка, удерживавшая хвост, не выдержала и лопнула. В одно мгновение пушечный удар живого бревна из мышц и непробиваемой кожи настиг одного смельчака. С громким криком тот упал на землю, но тут же вскочил на четвереньки, пытаясь увернуться от страшной пасти.
Казалось, сейчас произойдет непоправимое. Но Али доказал, что его недаром выбрали руководителем. Он бросился к упавшему и в последний момент рванул его с того места, куда веревка с крюком позволяла дотянуться крокодилу. Страшные челюсти щелкнули буквально в полуметре от охотника.
Несчастье, случившееся с товарищем, словно прибавило энергии и смелости остальным. Несмотря на отчаянное сопротивление зверя, через несколько минут все было кончено.
И тут снова поднялся невообразимый гомон. Каждый, стараясь перекричать другого, вспоминал захватывающие моменты сражения. Али едва удалось восстановить порядок. Снова зажгли факелы. Крокодила перевернули на спину, обнажив брюхо лимонно-желтого цвета. Ловко работая ножами, охотники начали снимать с него шкуру, чтобы не тащить всю тушу в лагерь.
Я подошел к раненому. Он сидел, вытянув ноги, терпеливо ожидая, когда им смогут заняться. Кожа во многих местах была содрана чуть не до костей. Но удачная охота, видимо, заставляла его забыть о боли, и он говорил так же оживленно, как другие.
Вскоре охотники закончили работу. Оставив тушу убитого крокодила на съедение его собратьям, мы вернулись в лагерь. Усталость быстро сморила даже самых выносливых...
Обратное путешествие по реке выглядело приятной прогулкой. Лодки быстро шли по течению. Я сидел на корме и смотрел на растянутую шкуру крокодила, который оказался и при свете дня не таким уж маленьким. Почти три с половиной метра. Такой добычей можно было гордиться. И я гордился, потому что отчасти считал этого крокодила своим. Если мне уж не удалось приложить к его поимке руки, то я вдохновлял от всей души охотников криками. И об этом красноречиво свидетельствовало сипение, которое вместо слов вырывалось у меня из горла...
Юрий
Там, глубоко под такыром
Эски Сув — Старая вода. Миллиард километров, пройденных водоискателями
Есть сотни хитростей, не зная которых не приготовишь доброго обеда и не заваришь чая в здешних местах: во всех колодцах вода разная, да к тому же меняется в зависимости от сосуда, в котором ее перевозят и хранят. Лучше всех о свойствах воды знают химики и стряпухи. Я бы даже поставил в обратном порядке: стряпухи и химики. Какое место в лагере святое? У очага. Так вам ответят пастухи и геологи, археологи и шоферы.
...Еще рдеют Плеяды и голубо мерцает Орион. На востоке шелестят сполохи, предвестники внезапной и пышной зари, но до нее не близко. Буровая гудит с какой-то отчужденностью к окружающему, ровно, мощно: вертится долото, струится глинистый раствор, работа идет. Буровики спят чутко — стоит двигателю застыть, вскакивают: что случилось?
Наташа Карепова уже на ногах. За вагончиком, у поросшего кустарником бархана, чем-то крепко стучит о землю.
— Чего в такую рань? — ворчит Гаврилов, начальник отряда, прокашливаясь спросонья.
— Чертов... (удары)... саксаул. Никак... (бьет сильно и зло)... С вечера не заготовила...
Я помню, легла она позже всех, пока не перемыла посуду.
Топор саксаул не берет, но, если колотить стволом оземь, он распадается на жгуты. Горят они багровым и почти беспламенным жаром, как бы с трудом отдавая накопленное в тканях солнце. Но разжечь — уйма хлопот; даже бензином обдашь — пыхнет, и только бока обуглятся. Можно обложить верблюжьей колючкой, но ее требуется много, а наломать — попробуй. Годится и кандым, но куда приятней несколько стебельков его поставить в кувшине на обеденный стол; букеты пустыни угловаты, сухи, ломки, они пахнут перегретой пылью и волей. О свойствах растений пустыни лучше всех знают ботаники и стряпухи... ну, может быть, ботаники чуть больше.
— Вот вы всю жизнь в Кызылкуме, не считая войны. Тяжелее всех кому? — Я спрашиваю Сморогова Ивана Васильевича, шофера.
— Оно конечно, у плиты... Особливо на перетаске...
В давние тридцатые годы в городок Ходжейли на Амударье привезли на барже полуторку с зелеными бортами, и единственного водителя Ваню попросили доставить бидоны с водой к дальней отаре. Там засыпало песком колодец. Ваня повел, весь обратившись в слух: как шуршит песок под колесами, стучат камешки на увалах и булькает вода в радиаторе... Чабаны долго помнили, как из полуденного марева, перевалив бархан, выплыла, затарахтев, невиданная машина. Сморогов с тех пор и возит — или воду, или людей, которые ее ищут. Или их инструменты.
Я вижу, как ребята на буровой скидывают куртки, рубашки. Остаются в одних касках и плавках. В одиннадцать подъем труб. «Запарка будет», — бросает кто-то из буровиков. От грохота ничего не слышно, но ребята кричат и как-то понимают друг друга. Я улавливаю обрывки фраз: «Захватывай... Крепление... Подводи ключ...»
Лязгая и кружась, колонна вздымается вверх — грохот усиливается, и еще громче и неразборчивей кричат бурильщики. А из круглого отверстия посреди помоста, только что обнажившегося и пахнувшего подземным холодом, плеснула вода...